Page 111 - Война и мир 4 том

Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и пле-
тень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших
солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То-то… Веселые, безобразные ругательства не
замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крик-
нул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо
нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать
лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом,
когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли
дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор
теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел
оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполага-
лось сделать фланговый марш влево, отрезать вице-короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Тре-
щали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоп-
танному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились
дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись
ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт
сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разме-
стились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая
вшей.

VIII

Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых
находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над
головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевав-
шего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое
зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло
более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасыва-
лось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нрав-
ственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфе-
беля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плет-
нем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты…. запропал или тебя волки съели? Неси дров-то, – кричал
один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся
от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был
не унтер-офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые
были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной,