Page 109 - Война и мир 4 том

шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один
из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем-то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился
и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли осо-
бенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными
носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было
покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что-то было страшное и животное
в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с
которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое
дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он
прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата,
который, смеясь и трепля по плечу француза, что-то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем
же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обра-
щавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед
фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего
его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его слова, смотрели

на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто-то
из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен
вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, под-
чиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров
окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине,
воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. –
Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас.
Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову-то, – сказал он солдату, державшему французского орла и
нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так-то вот. Ура!
ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура-ра-ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на
седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандую-
щий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что-то самое нужное желавший сообщить
теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что
он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось.
Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все
же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже
нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно.
Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на
него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее