Page 121 - Война и мир 4 том

Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко
увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые заду-
шевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство
с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде
и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением
доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за
ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения
княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его
взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась
перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала,
что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недове-
рием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее вос-
поминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хит-
рость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной,
сухой и по-своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей,
а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по-своему и его слугами – Терентием и
Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и
платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в раз-
говор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий
начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, расска-
зывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и
дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обя-
занности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драго-
ценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои люби-
мые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил
он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них,
молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами,
которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и раз-
говаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою
любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilège
que de faire la guerre à un peuple comme le vôtre. [Это кощунство – воевать с таким народом,
как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем
лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон –
граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат
на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе вре-
менное место по продовольственной части.