Page 172 - Двенадцать стульев

— Ага! Ага! Ага! — приговаривал отец Федор, рубя сплеча.

Стулья выходили из строя один за другим. Ярость отца Федора все увеличивалась.
Увеличивался и шторм. Иные волны добирались до самых ног отца Федора.

От Батума до Синопа стоял великий шум. Море бесилось и срывало свое бешенство на
каждом суденышке. Пароход «Ленин», чадя двумя своими трубами и тяжело оседая на
корму, подходил к Новороссийску. Шторм вертелся в Черном море, выбрасывая
тысячетонные валы на берега Трапезунда, Ялты, Одессы и Констанцы. За тишиной
Босфора и Дарданелл гремело Средиземное море. За Гибралтарским проливом бился о
Европу Атлантический океан. Сердитая вода опоясывала земной шар.
А на батумском берегу стоял отец Федор и, обливаясь потом, разрубал последний стул.
Через минуту все было кончено. Отчаяние охватило отца Федора. Бросив остолбенелый
взгляд на навороченную им гору ножек, спинок и пружин, он отступил. Вода схватила его
за ноги. Он рванулся вперед и, вымокший бросился на шоссе. Большая волна грянулась о
то место, где только что стоял отец Федор, и, катясь назад, увлекла с собой весь
искалеченный гарнитур генеральши Поповой. Отец Федор уже не видел этого. Он брел по
шоссе, согнувшись и прижимая к груди мокрый кулак.

Он вошел в Батум, сослепу ничего не видя вокруг. Положение его было самое ужасное. За
пять тысяч километров от дома, с двадцатью рублями в кармане, доехать в родной город
было положительно невозможно.

Отец Федор миновал турецкий базар, на котором ему идеальным шепотом советовали
купить пудру Кота, шелковые чулки и необандероленный сухумский табак, потащился к
вокзалу и затерялся в толпе носильщиков.
Глава XXXVIII

Под облаками

Через три дня после сделки концессионеров с монтером Мечниковым театр Колумба выехал
по железной дороге через Махачкалу и Баку. Все эти три дня концессионеры не
удовлетворившиеся содержанием вскрытых на Машуке двух стульев, ждали от Мечникова
третьего, последнего из колумбовских стульев. Но монтер, измученный нарзаном, обратил
все двадцать рублей на покупку простой водки и дошел до такого состояния, что
содержался взаперти в бутафорской.
— Вот вам и Кислые воды! — заявил Остап, узнав об отъезде театра. — Сучья лапа этот
монтер! Имей после этого дело с теаработниками!

Остап стал гораздо суетливее, чем прежде. Шансы на отыскание сокровищ увеличились
безмерно.

— Нужны деньги на поездку во Владикавказ, — сказал Остап. — Оттуда мы поедем в
Тифлис на автомобиле по Военно-Грузинской дороге. Очаровательные виды!
Захватывающий пейзаж! Чудный горный воздух! И в финале всего — сто пятьдесят тысяч
рублей ноль ноль копеек. Есть смысл продолжать заседание.
Но выехать из Минеральных Вод было не так-то легко. Воробьянинов оказался бездарным
железнодорожным зайцем, и так как попытки его сесть в поезд оказались безуспешными,
то ему пришлось выступить около «Цветника» в качестве бывшего попечителя учебного
округа. Это имело весьма малый успех. Два рубля за двенадцать часов тяжелой и
унизительной работы. Сумма, однако, достаточная для проезда во Владикавказ.
В Беслане Остапа, ехавшего без билета, согнали с поезда, и великий комбинатор дерзко
бежал за поездом версты три, грозя ни в чем не виновному Ипполиту Матвеевичу кулаком.

После этого Остапу удалось вскочить на ступеньку медленно подтягивающегося к
Кавказскому хребту поезда. С этой позиции Остап с любопытством взирал на
развернувшуюся перед ним панораму Кавказской горной цепи.
Был четвертый час утра. Горные вершины осветились темно-розовым солнечным светом.
Горы не понравились Остапу.