Page 176 - Двенадцать стульев

Хлопотливо не свивает

Долговечного гнезда.
Орел покосился на отца Федора, закричал «ку-куре-ку» и улетел.
— Ах, орлуша, орлуша, большая ты стерва! Через десять дней из Владикавказа прибыла
пожарная команда с надлежащим обозом и принадлежностями и сняла отца Федора.
Когда его снимали, он хлопал руками и пел лишенным приятности голосом: И будешь ты
царицей ми-и-и-и-рра,

Подр-р-руга ве-е-чная моя!
И суровый Кавказ многократно повторил слова М. Ю. Лермонтова и музыку А.
Рубинштейна.

— Не корысти ради, — сказал отец Федор брандмейстеру, — а токмо...

Хохочущего священника на пожарной лестнице увезли в психиатрическую лечебницу.
Глава XXXIX

Землетрясение

— Как вы думаете, предводитель, — спросил Остап, когда концессионеры подходили к
селению Сиони, — чем можно заработать в этой чахлой местности, находящейся на
двухверстной высоте? Ипполит Матвеевич молчал. Единственное занятие, которым он мог
бы снискать себе жизненные средства, было нищенство, но здесь, на горных спиралях и
карнизах, просить было не у кого.
Впрочем, и здесь существовало нищенство, но нищенство совершенно особое —
альпийское: к каждому проходившему мимо селения автобусу или легковому автомобилю
подбегали дети и исполняли перед движущейся аудиторией несколько па наурской
лезгинки; после этого дети бежали за машиной, крича:

— Давай денги! Денги давай!
Пассажиры швыряли пятаки и возносились к Крестовому перевалу.

— Святое дело, — сказал Остап, — капитальные затраты не требуются, доходы не велики,
но в нашем положении ценны.

К двум часам второго дня пути Ипполит Матвеевич, под наблюдением великого
комбинатора, исполнил перед летучими пассажирами свой первый танец. Танец этот был
похож на мазурку, но пассажиры, пресыщенные дикими красотами Кавказа, сочли его за
лезгинку и вознаградили тремя пятаками. Перед следующей машиной, которая оказалась
автобусом, шедшим из Тифлиса во Владикавказ, плясал и скакал сам технический
директор.

— Давай деньги! Деньги давай! — закричал он сердито.
Смеющиеся пассажиры щедро вознаградили его прыжки. Остап собрал в дорожной пыли
тридцать копеек. Но тут сионские дети осыпали конкурентов каменным градом.
Спасаясь от обстрела, путники скорым шагом направились в ближний аул, где истратили
заработанные деньги на сыр и чуреки.

В этих занятиях концессионеры проводили свои дни. Ночевали они в горских саклях. На
четвертый день они спустились по зигзагам шоссе в Кайшаурскую долину. Тут было
жаркое солнце, и кости компаньонов, порядком промерзшие на Крестовом перевале,
быстро отогрелись.
Дарьяльские скалы, мрак и холод перевала сменились зеленью и домовитостью