Page 179 - Двенадцать стульев
P. 179

Действительно, в некотором отдалении от концессионеров стоял молочно-голубой от страха
                Кислярский в чесучовом костюме и канотье.
                —  Вы, кажется, знакомы, — сказал Остап шепотом, — вот особа, приближенная к
                императору, гигант мысли и отец русской демократии. Не обращайте внимания на его
                костюм. Это для конспирации. Везите нас куда-нибудь немедленно. Нам нужно
                поговорить.

                Кислярский, приехавший на Кавказ, чтобы отдохнуть от старгородских потрясений, был
                совершенно подавлен. Мурлыча какую-то чепуху о застое в бараночно-бубличном деле,
                Кислярский посадил страшных знакомцев в экипаж с посеребренными спицами и
                подножкой и повез их к горе Давида. На вершину этой ресторанной горы поднялись по
                канатной железной дороге. Тифлис в тысячах огней медленно уползал в преисподнюю.
                Заговорщики поднимались прямо к звездам.
                Ресторанные столы были расставлены на траве Глухо бубнил кавказский оркестр, и
                маленькая девочка, под счастливыми взглядами родителей, по собственному почину
                танцевала между столиками лезгинку.
                —  Прикажите чего-нибудь подать, — втолковывал Бендер.

                По приказу опытного Кислярского были поданы вино, зелень и соленый грузинский сыр.
                —  И поесть чего-нибудь, — сказал Остап. — Если бы вы знали, дорогой господин
                Кислярский, что нам пришлось перенести с Ипполитом Матвеевичем, вы бы подивились
                нашему мужеству.
                «Опять! — с отчаянием подумал Кислярский. — Опять начинаются мои мученья. И почему
                я не поехал в Крым? Я же ясно хотел ехать в Крым! И Генриетта советовала!»
                Но он безропотно заказал два шашлыка и повернул к Остапу свое услужливое лицо.

                —  Так вот, — сказал Остап, оглядываясь по сторонам и понижая голос, — в двух словах.
                За нами следят уже два месяца, и, вероятно, завтра на конспиративной квартире нас
                будет ждать засада. Придется отстреливаться.

                У Кислярского посеребрились щеки.
                —  Мы рады, — продолжал Остап, — встретить в этой тревожной обстановке преданного
                борца за родину.
                —  Гм... да! — гордо процедил Ипполит Матвеевич, вспоминая, с каким голодным пылом он
                танцевал лезгинку невдалеке от Сиони.

                —  Да, — шептал Остап. — Мы надеемся с вашей помощью поразить врага. Я дам вам
                парабеллум.

                —  Не надо, — твердо сказал Кислярский. В следующую минуту выяснилось, что
                председатель биржевого комитета не имеет возможности принять участие в завтрашней
                битве. Он очень сожалеет, но не может. Он не знаком с военным делом. Потому-то его и
                выбрали председателем биржевого комитета. Он в полном отчаянии, но для спасения
                жизни отца русской демократии (сам он старый октябрист) готов оказать возможную
                финансовую помощь.
                —  Вы верный друг отечества! — торжественно сказал Остап, запивая пахучий шашлык
                сладеньким кипиани. — Пятьсот рублей могут спасти гиганта мысли.
                —  Скажите, — спросил Кислярский жалобно, — а двести рублей не могут спасти гиганта
                мысли?

                Остап не выдержал и под столом восторженно пнул Ипполита Матвеевича ногой.
                —  Я думаю, — сказал Ипполит Матвеевич, — что торг здесь неуместен!

                Он сейчас же получил пинок в ляжку, что означало:
                «Браво, Киса, браво, что значит школа!» Кислярский первый раз в жизни услышал голос
                гиганта мысли. Он так поразился этому обстоятельству, что немедленно передал Остапу
   174   175   176   177   178   179   180   181   182   183   184