Page 179 - Двенадцать стульев
P. 179
Действительно, в некотором отдалении от концессионеров стоял молочно-голубой от страха
Кислярский в чесучовом костюме и канотье.
— Вы, кажется, знакомы, — сказал Остап шепотом, — вот особа, приближенная к
императору, гигант мысли и отец русской демократии. Не обращайте внимания на его
костюм. Это для конспирации. Везите нас куда-нибудь немедленно. Нам нужно
поговорить.
Кислярский, приехавший на Кавказ, чтобы отдохнуть от старгородских потрясений, был
совершенно подавлен. Мурлыча какую-то чепуху о застое в бараночно-бубличном деле,
Кислярский посадил страшных знакомцев в экипаж с посеребренными спицами и
подножкой и повез их к горе Давида. На вершину этой ресторанной горы поднялись по
канатной железной дороге. Тифлис в тысячах огней медленно уползал в преисподнюю.
Заговорщики поднимались прямо к звездам.
Ресторанные столы были расставлены на траве Глухо бубнил кавказский оркестр, и
маленькая девочка, под счастливыми взглядами родителей, по собственному почину
танцевала между столиками лезгинку.
— Прикажите чего-нибудь подать, — втолковывал Бендер.
По приказу опытного Кислярского были поданы вино, зелень и соленый грузинский сыр.
— И поесть чего-нибудь, — сказал Остап. — Если бы вы знали, дорогой господин
Кислярский, что нам пришлось перенести с Ипполитом Матвеевичем, вы бы подивились
нашему мужеству.
«Опять! — с отчаянием подумал Кислярский. — Опять начинаются мои мученья. И почему
я не поехал в Крым? Я же ясно хотел ехать в Крым! И Генриетта советовала!»
Но он безропотно заказал два шашлыка и повернул к Остапу свое услужливое лицо.
— Так вот, — сказал Остап, оглядываясь по сторонам и понижая голос, — в двух словах.
За нами следят уже два месяца, и, вероятно, завтра на конспиративной квартире нас
будет ждать засада. Придется отстреливаться.
У Кислярского посеребрились щеки.
— Мы рады, — продолжал Остап, — встретить в этой тревожной обстановке преданного
борца за родину.
— Гм... да! — гордо процедил Ипполит Матвеевич, вспоминая, с каким голодным пылом он
танцевал лезгинку невдалеке от Сиони.
— Да, — шептал Остап. — Мы надеемся с вашей помощью поразить врага. Я дам вам
парабеллум.
— Не надо, — твердо сказал Кислярский. В следующую минуту выяснилось, что
председатель биржевого комитета не имеет возможности принять участие в завтрашней
битве. Он очень сожалеет, но не может. Он не знаком с военным делом. Потому-то его и
выбрали председателем биржевого комитета. Он в полном отчаянии, но для спасения
жизни отца русской демократии (сам он старый октябрист) готов оказать возможную
финансовую помощь.
— Вы верный друг отечества! — торжественно сказал Остап, запивая пахучий шашлык
сладеньким кипиани. — Пятьсот рублей могут спасти гиганта мысли.
— Скажите, — спросил Кислярский жалобно, — а двести рублей не могут спасти гиганта
мысли?
Остап не выдержал и под столом восторженно пнул Ипполита Матвеевича ногой.
— Я думаю, — сказал Ипполит Матвеевич, — что торг здесь неуместен!
Он сейчас же получил пинок в ляжку, что означало:
«Браво, Киса, браво, что значит школа!» Кислярский первый раз в жизни услышал голос
гиганта мысли. Он так поразился этому обстоятельству, что немедленно передал Остапу