Page 29 - Двенадцать стульев

на целый корпус обошел «Мак-Магона». Гром!.. Но тут Курочкин (слышали?) замечает, что
все орловцы начинают менять масть — один только «Маклер», как дуся, не меняет цвета.
Скандал был неслыханный! Графу дали три года. Оказалось, что «Маклер» не орловец, а
перекрашенный метис, а метисы гораздо резвее орловцев, и их к ним на версту не
подпускают. Каково?.. Вот это красочка! Не то что ваши усы!..
— Но аттестат? У него ведь был отличный аттестат?
— Такой же, как этикетка на вашем «Титанике», фальшивый! Давайте деньги на краску.
Остап вернулся с новой микстурой.

— «Наяда». Возможно, что лучше вашего «Титаника». Снимайте пиджак!
Начался обряд перекраски. Но «изумительный каштановый цвет, придающий волосам
нежность и пушистость», смешавшись с зеленью «Титаника», неожиданно окрасил голову и
усы Ипполита Матвеевича в краски солнечного спектра.
Ничего еще не евший с утра Воробьянинов злобно ругал все парфюмерные заводы, как
государственные, так и подпольные, находящиеся в Одессе, на Малой Арнаутской улице.
— Таких усов, должно быть, нет даже у Аристида Бриана, — бодро заметил Остап, — но
жить с такими ультрафиолетовыми волосами в Советской России не рекомендуется.
Придется сбрить.
— Я не могу, — скорбно ответил Ипполит Матвеевич, — это невозможно.

— Что, усы дороги вам как память?
— Не могу, — повторил Воробьянинов, понуря голову.
— Тогда вы всю жизнь сидите в дворницкой, а я пойду за стульями. Кстати, первый стул
над нашей головой.

— Брейте!
Разыскав ножницы, Бендер мигом отхватил усы, они бесшумно свалились на пол.
Покончив со стрижкой, технический директор достал из кармана пожелтевшую бритву
«Жиллет», а из бумажника — запасное лезвие и стал брить почти плачущего Ипполита
Матвеевича.

— Последний ножик на вас трачу. Не забудьте записать на мой дебет два рубля за бритье
и стрижку.

Содрогаясь от горя, Ипполит Матвеевич все-таки спросил:
— Почему же так дорого? Везде стоит сорок копеек!

— За конспирацию, товарищ фельдмаршал, — быстро ответил Бендер.
Страдания человека, которому бреют голову безопасной бритвой, невероятны. Это Ипполит
Матвеевич понял с самого начала операции, Но конец, который бывает всему, пришел.
— Готово. Заседание продолжается! Нервных просят не смотреть! Теперь вы похожи на
Боборыкина, известного автора-куплетиста.
Ипполит Матвеевич отряхнул с себя мерзкие клочья, бывшие так недавно красивыми
сединами, умылся и, ощущая на всей голове сильное жжение, в сотый раз сегодня
уставился в зеркало. То, что он увидел, ему неожиданно понравилось. На него смотрело
искаженное страданиями, но довольно юное лицо актера без ангажемента.

— Ну, марш вперед, труба зовет! — закричал Остап. — Я — по следам в жилотдел, или,
вернее, в тот дом, в котором когда-то был жилотдела, а вы — к старухам!

— Я не могу, — сказал Ипполит Матвеевич, — мне очень тяжело будет войти в
собственный дом.
— Ах, да!.. Волнующая история! Барон-изгнанник! Ладно. Идите в жилотдел, а здесь
поработаю я. Сборный пункт — в дворницкой. Парад-алле!