Page 30 - Двенадцать стульев
P. 30

Глава VIII



                Голубой воришка
                Завхоз 2-го дома Старсобеса был застенчивый ворюга. Все существо его протестовало
                против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было стыдно. Крал он постоянно,
                постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щечки всегда горели румянцем
                смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза. Завхоза звали Александром
                Яковлевичем, а жену его — Александрой Яковлевной. Он называл ее Сангхен, она звала его
                Альхен. Свет не видывал еще такого голубого воришки, как Александр Яковлевич.
                Он был не только завхозом, но и вообще заведующим. Прежнего за грубое обращение с
                воспитанницами сняли с работы и назначили капельмейстером симфонического оркестра.
                Альхен ничем не напоминал своего невоспитанного начальника. В порядке уплотненного
                рабочего дня он принял на себя управление домом и с пенсионерками обращался отменно
                вежливо, проводя в доме важные реформы и нововведения.
                Остап Бендер потянул тяжелую дубовую дверь воробьяниновского особняка и очутился в
                вестибюле. Здесь пахло подгоревшей кашей. Из верхних помещений неслась
                разноголосица, похожая на отдаленное «ура» в цепи. Никого не было, и никто не появился.
                Вверх двумя маршами вела дубовая лестница с лаковыми некогда ступенями. Теперь в ней
                торчали только кольца, а медных прутьев, прижимавших когда-то ковер к ступенькам, не
                было.
                «Предводитель команчей жил, однако, в пошлой роскоши», — думал Остап, поднимаясь
                наверх.
                В первой же комнате, светлой и просторной, сидели в кружок десятка полтора седеньких
                старушек в платьях из наидешевейшего туальденора мышиного цвета. Напряженно
                вытянув шеи и глядя на стоявшего в центре цветущего мужчину, старухи пели:
                Слышен звон бубенцов издалека. Это тройки знакомый разбег... А вдали простирался
                широ-о-ко Белым саваном искристый снег!..
                Предводитель хора, в серой толстовке из того же туальденора и в туальденоровых брюках,
                отбивал такт обеими руками и, вертясь, покрикивал:
                — Дисканты, тише! Кокушкина, слабее!
                Он увидел Остапа, но, не в силах удержать движения своих рук, только недоброжелательно
                посмотрел на вошедшего и продолжал дирижировать. Хор с усилием загремел, как сквозь
                подушку: Та-та-та, та-та-та, та-та-та,



                То-ро-ром, ту-ру-рум, ту-ру-рум...

                —  Скажите, где здесь можно видеть товарища завхоза? — вымолвил Остап, прорвавшись
                в первую же паузу.

                —  А в чем дело, товарищ?
                Остап подал дирижеру руку и дружелюбно спросил:

                —  Песни народностей? Очень интересно. Я инспектор пожарной охраны.
                Завхоз застыдился.
                —  Да, да, — сказал он, конфузясь, — это как раз кстати. Я даже доклад собирался писать.
                —  Вам нечего беспокоиться, — великодушно заявил Остап, — я сам напишу доклад. Ну,
                давайте смотреть помещение.
                Альхен мановением руки распустил хор, и старухи удалились мелкими радостными
                шажками.
                —  Пожалуйте за мной, — пригласил завхоз. Прежде чем пройти дальше, Остап уставился
   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35