Page 101 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

искорки юмора.
– Если мы, мужики, вас, городских, кормим, – значит, вам нужно стоять за нас, – сказал
Алексей Иванович, усиливая впечатление решительным жестом. – Мы, крестьянство,
против немцев, против белых, против коммунистов, но за сельские вольные Советы.
Понятно?
Она кивнула. Он продолжал говорить. Тогда она поднялась на цыпочки и левой рукой,
так как на правой было разорвано под мышкой, сорвала две ягоды: одну положила в рот,
другую стала крутить за хвостик.
– Быть бы мне деревенской – все бы стало ясно, – сказала она и выплюнула косточку. –
Сколько раз слышала: родина, Россия, народ, а что это такое, – вот вижу в первый раз. –
Она съела вторую ягоду, оглядывая Алексея Ивановича, его золотистую на свету
бородку, раскинутый на груди кожух, крепкие ноги, страшное вооружение.

– Народ, народ, – проговорил он, все больше смущаясь, – невидаль, конечно, небольшая…
Но своего не отдадим. – Он крепко схватился за кол, торчавший из плетня, пробовал –
прочен ли. – Жестоко будем воевать хоть со всем светом… Вам, Екатерина Дмитриевна,
не меня – наших бы анархистов послушать, они мастера говорить… Только уж… (Брови
его шевельнулись, глаза пытливо скользнули по Кате.) Беда с ними – ерники
неудержимые, алкоголики… Пожалуй, что вас не стоит им и показывать…
– Пустяки, – сказала Катя.

– То есть как пустяки?
– Так я не маленькая, с этим ко мне не сунешься.

– Это вы хорошо говорите…
У Кати дрогнул подбородок, улыбаясь потянулась опять к черешневой ветке.
Чувствовала, как все тело пронизывает, ласкает солнечный зной. И это был сон наяву.
– Все-таки, – сказала она, – что же я могла бы у вас делать, как вы думаете, Алексей
Иванович?
– По просветительной части… У батьки заводится политотдел… Говорят, газету свою
хочет завести.

– Ну, а вы?

– Я-то?.. (Он опять взялся за кол, тряхнул плетень.) Я простой боец, возничий на
пулеметной тачанке, мое место – в бою… Вы, Екатерина Дмитриевна, сначала
пообсмотритесь, сразу, конечно, не решайте. Я вас сведу с невесткой, братаниной женой
Матреной. Мы вас, что ли, в семью примем…
– А батько Махно приказал мне прийти вечером ногти ему чистить.

– Что?! – Алексей сразу схватился обеими руками за пояс под кожаном, даже нос у него
заострился. – Ногти?.. А вы что ему ответили?

– Ответила, что я – пленная, – спокойно сказала Катя.
– Ладно. Пошлет за вами – идите. Но только я там буду…

С крыльца в эту минуту, трепля фартуком, сбежала толстая Александра.
– Едут, едут! – закричала она, кидаясь отворять ворота. Издалека были слышны крики
«ура», отдельные выстрелы, топот коней. Возвращался батько с армией. Катя и Алексей
вышли на улицу. Туча пыли поднималась над шляхом. На буграх, мимо мельниц, мчались
всадники, тройки.

Головная часть армии входила в село. Кругом крутились мальчишки, бежали девки.
Мокрые, вспененные лошади раздували боками. Махновцы стояли на телегах, в пыли, в
поту, с заломленными шапками.