Page 105 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год
P. 105

Куличек ловко подхватил ее, поцеловал. Несмотря на шинелишку, сразу было видно, что
                эти годы служил в кавалерии.

                – Разрешите передать письмо. Разрешите пройти куда-нибудь снять сапог… Оно,
                разрешите, у меня в портянке. – Он многозначительно взглянул и прошел за Дашей в
                пустую комнату, где сел на пол и, морщась, принялся стаскивать грязный сапог.
                Письмо было от Кати, то самое, которое она передала в Ростове подполковнику
                Тетькину.

                С первых же строк Даша вскрикнула, схватилась за горло… Вадим убит!.. Не поспевая
                глазами, пролетела по письму. Жадно перечла еще раз. В изнеможении села на ручку
                кресла. Куличек скромно стоял в отдалении.
                – Никанор Юрьевич, вы видели мою сестру?

                – Никак нет. Письмо мне было передано десять дней назад одним лицом; оно сообщило,
                что Екатерина Дмитриевна уже больше месяца как покинула Ростов…

                – Боже мой! Где же она? Что с ней?
                – К сожалению, не было возможности расспросить.

                – Вы знали ее мужа? Вадим Рощин!.. Убит… Катя пишет, – ах, как это ужасно!
                Куличек удивленно поднял брови. Письмо так дрожало у Даши в худенькой руке, что он
                взял его, пробежал те строки, где говорилось о Валерьяне Оноли, рассказавшем о
                смерти мужа… Угол рта у Куличка недобро пополз кверху.
                – Я всегда думал, что Оноли способен на подлость… По его сообщению выходит, что
                Рощин убит в мае. Так? Очень странно… Сдается мне – я видел его несколько позже.
                – Когда? Где?

                Но тут Куличек вытянул хищный носик, колюче уставился на Дашу. Впрочем,
                продолжалось это лишь секунду, Дашины пылающие волнением глаза, цепляющиеся
                холодные пальчики яснее ясного говорили, что тут дело верное: хотя и жена красного
                офицера, но не предаст. Куличек спросил, придвигаясь к Дашиным глазам:
                – Мы одни в квартире? (Даша поспешно закивала: да, да.) Послушайте, Дарья
                Дмитриевна, то, что я скажу, ставит мою жизнь в зависимость от…
                – Вы деникинский офицер?

                – Да.
                Даша хрустнула пальцами, взглянула с тоской в окно – в эту недостижимую синеву.

                – У меня вам нечего опасаться…
                – В этом я был уверен… И хочу просить у вас ночлега на несколько дней.

                Он проговорил это твердо, почти угрожающе. Даша нагнула голову.
                – Хорошо…

                – Но, если вы боитесь… (Он отскочил.) Нет? Не боитесь? (Придвинулся.) Я понимаю,
                понимаю… Но вам бояться нечего… Я очень осторожен… Буду выходить только по
                ночам… Ни одна душа не знает, что я в Питере… (Он вытащил из-за подкладки картуза
                солдатский документ.) Вот… Иван Свищев. Красноармеец. Подлинник. Своими руками
                снял… Так вы хотели знать о Вадиме Петровиче? По-моему, тут какая-то путаница…

                Куличек схватил Дашины руки, сжал:

                – Так вы, стало быть, с нами, Дарья Дмитриевна? Ну, спасибо. Вся интеллигенция, все
                оскорбленное, замученное офицерство собираются под священные знамена Добрармии.
                Это армия героев… И вы увидите, – Россия будет спасена, и спасут ее белые руки. А эти
   100   101   102   103   104   105   106   107   108   109   110