Page 107 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

невероятным: с первых же слов серьезно довериться малознакомой женщине, жене
красного офицера. Но он когда-то был влюблен в Дашу и теперь, глядя в ее серые глаза,
не мог не верить, если глаза сказали: «доверьтесь».
В то время вдохновение, а не спокойное раздумье двигало человеческой волей. Ревел
ураган событий, бушевало человеческое море, каждый чувствовал себя спасителем
гибнущего корабля и, размахивая револьвером на пляшущем мостике, командовал –
направо или налево руля. И все лишь казалось тогда, все было призрачным. Вокруг
необъятной России бродили белогвардейские миражи. Глаза помутились от ненависти.
То, что хотелось, – возникало в мгновенных декорациях миража.

Так, близкая гибель большевиков казалась несомненной; казалось, войска интервентов
уже плыли с четырех сторон света на помощь белым армиям; казалось, сто миллионов
русских мужиков готовы были молиться на Учредительное собрание; города единой и
неделимой империи только и ждали, казалось, знака, чтобы, разогнав совдепы, на
следующий день восстановить порядок и парламентарную законность.

Обманывали себя, грезили миражами все: от петербургской барыни, удравшей с одной
переменой белья на юг, до премудрого профессора Милюкова, с высокомерной улыбкой
ожидающего конца событий, им самим установленных в исторической перспективе.

Одним из верующих в утешительные миражи был так называемый «Союз защиты родины
и свободы». Основан он был в начале весны восемнадцатого года Борисом Савинковым,
после самоубийства наказного атамана Каледина и ухода из Ростова корниловской
армии. Союз был как бы нелегальной организацией Добрармии.
Во главе его стоял неуловимый и законспирированный Савинков. Он расхаживал с
крашеными усами по Москве, носил английский френч, желтые гетры и защитное
пальто. Союз организовался по-военному: штаб, дивизии, бригады, полки, контрразведка
и всевозможные службы. В учреждениях штаба сидел полковник Перхуров.
Вербовка в члены союза происходила в строгой конспирации. Один человек мог знать
только четырех. В случае провала могла быть арестована пятерка, дальше концов не
шло. Пребывание штаба и имена вождей для всех оставались тайной. К желающим
вступить в союз являлся на квартиру начальник полка или части, опрашивал, выдавал
денежный аванс и заносил шифрованный адрес к себе на карточку. Эти карточки с
кружками, обозначающими количество членов, и адресами еженедельно поступали в
штаб. Смотр силам устраивался на бульварах, около памятников, причем члены
организации должны были приходить или в шинелях, особенным образом распахнутых,
или с ленточкой в условном месте на шинели. Служащим по связи выдавался
треугольник из визитной карточки с двумя буквами, обозначающими: первая – пароль,
вторая – город. По представлении треугольник прикладывался к кусочку картона, к тому
месту, откуда был вырезан. Союз располагал значительными силами разведки. В апреле
на подпольной конференции было постановлено прекратить саботаж и идти работать в
советские учреждения. Таким образом, члены союза проникли к центру
государственного аппарата. Часть их устроилась в московской милиции. В Кремле был
посажен осведомитель. Они просочились в военный контроль и даже в Высший военный
совет. Кремль, казалось, был крепко опутан их сетями.
В то время представлялось неминуемым взятие Москвы немецкими войсками
фельдмаршала Эйхгорна. И хотя среди членов союза было сильное германофильское
течение – вера в одни только немецкие штыки на свете, – общая ориентация была на
союзников. В штабе союза назначили даже день вступления в Москву немцев –
пятнадцатое июня. Поэтому было решено, отказавшись от захвата Кремля и Москвы,
вывести войсковые части союза в Казань, взорвать все подмосковные мосты и водокачки,
в Казани, Нижнем, Костроме, Рыбинске, Муроме поднять восстание, соединиться с
чехами и образовать восточный фронт, опираясь на Урал и богатое Заволжье.
Даша поверила всему, до последнего слова, о чем говорил Куличек: русские патриоты –
или, как он назвал их, рыцари духа – сражались за то, чтобы исчезли навсегда наглые
чухонки с картошкой, чтобы улицы в Петербурге ярко осветились, и пошла бы по ним
веселая, нарядная толпа, чтобы можно было в минуту уныния надеть шапочку с
перышком, уехать в Париж… Чтобы на поле у Летнего сада не прыгали «попрыгунчики».
Чтобы осенний ветер не посвистывал над могилой Дашиного сына.