Page 111 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год
P. 111
сопротивлении немцам не могло быть и речи. Их – целая колонна двигалась при
артиллерии…
– Втроем против колонны – тяжело, – сказал фронтовик.
– То-то, что тяжело. И решили мы попугать только немцев. Поползли под прикрытием
ржи. Видим: так вот – Жуковка, а отсюда, из лесочка, выходит колонна, человек двести,
две пушки и обоз, и ближе к нам – конный разъезд. Видно, слава про партизан хорошо
прогремела, что даже артиллерию на нас послали. Залегли мы в огородах. Настроение
превосходное, – заранее смеемся. Вот уже разъезд в пятидесяти шагах. Я командую:
«Батальон – пли!» Залп, другой… Одна лошадь кувырком, немец ползет в крапиву. А мы –
пли! Затворами стучим, шум, грохот…
У головы на полке даже глаза запрыгали – зажал рукой рот, чтобы не заржать, не
пропустить слова. Фронтовик довольно усмехался.
– Разъезд ускакал к колонне, немцы сейчас же развернулись, выслали цепи, пошли в
наступление по всей форме. Орудия – долой с передков, да как ахнут из трехдюймовок по
огородам, а там бабы перекапывали картошку… Взрыв, земля кверху… Бабы наши…
(Кривой ногтем сдвинул шляпу на ухо, не мог – усмехнулся. Голова на полке прыснула.)
Бабы наши с огородов – как куры, кто куда… А немцы беглым шагом подходят к селу…
Тут я говорю: «Ребята, пошутили, давай тягу». Поползли мы опять через рожь – в овраг,
я сел на дрожки и без приключений уехал в Дроздовский лес. Жуковцы потом
рассказывали: «Подошли, говорят, немцы к огородам, к самым плетням, да как крикнут:
„Ура“… А за плетнями – нет никого… Те, кто это видел, со смеху, говорят, легли… Немцы
Жуковку заняли, ни ревкомцев, ни партизан там не нашли, объявили село на военном
положении. Дня через два к нам в Дроздовский лес поступило донесение, что в Жуковку
вошел большой германский обоз с огневым снаряжением. А нам патроны дороже всего…
Стали мы судить, рядить, у ребят разгорелись аппетиты, решили наступить на Жуковку и
огневое снаряжение отбить. Нас собралось человек сто. Из них тридцать бойцов послали
на шлях, чтобы в случае удачи преградить немцам отступление на Чернигов. Остальные
– колонной – пошли на Жуковку. В сумерки подползли, залегли в жите около села и
выслали семь человек в разведку, чтобы они высмотрели все расположение, сообщили
нам, и ночью мы сделаем неожиданный налет. Лежали мы безо всякого шума, курить
запрещено. Моросил дождь, спать хочется, сыро… Ждем-ждем, стало светать… Никакого
движения. Что такое? Смотрим, уж бабы начали выгонять скот в поле. И тут эти
голубчики, наши разведчики, ползут – семеро… Оказывается, они, проклятые, дойдя до
мельницы, прилегли отдохнуть да так и проспали всю ночь, покуда бабы не набрели на
них со скотом. Наступление, конечно, сорвано… Нас взяла такая обида, что прямо-таки
места себе не находили. Нужно было творить суд и расправу над разведчиками.
Единогласно решили их расстрелять. Но тут они начали плакать, просить пощады и
вполне сознали свою вину. Хлопцы были молодые, упущение в первый раз… И мы
решили их простить. Но предложили искупить вину в первом бою.
– Когда и простить ведь нужно, – сказал фронтовик.
– Да… Стали совещаться. Что же: не взяли Жуковку ночью, – возьмем ее днем…
Операция серьезная, ребята понимали, на что идут. Рассыпались реденько, ждем – вот-
вот застучат пулеметы, не ползем, а прямо чешем на карачках…
– Гыы! – сверху, с лавки.
– А навстречу нам, вместо немцев, – бабы с лукошками: пошли по ягоду, день был
праздничный. И подняли нас на смех: опоздали, говорят, германский обоз часа два как
ушел по куликовскому шляху. Тут мы единодушно решили догнать немцев, – хоть всем
лечь в бою. Захватили с собой для самоокапывания лопаты; бабы нам блинов, пирогов
нанесли. Выступили. И увязалась за нами такая масса народа, – больше, конечно, из
любопытства, – целая армия. Вот что мы сделали: роздали мужикам, бабам колья и
построились двумя цепями, поставили человека от человека шагов на двадцать с таким
расчетом, чтобы один был вооруженный, другой с палкой, с колом, – для видимого
устрашения. Растянулись верст на пять. Я отобрал пятнадцать бойцов, между ними этих
наших горе-разведчиков, и взял двух нами же мобилизованных офицеров, явных
контрреволюционеров, но их предупредил, чтобы оправдали доверие и тем спасли свою
жизнь. Забежали мы этой группой вперед германского обоза на шлях… И завязалось,
братцы мои, сражение не на один день и не на два… (Он нехотя махнул рукой.)