Page 26 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

3
Под станицей Кореневской Добровольческая армия встретила очень серьезное
сопротивление. Все же, с большими потерями, станица была взята, и здесь
подтвердилось то, что скрывали от армии и чего боялись больше всего на свете:
несколько дней тому назад столица Кубани, Екатеринодар, – то есть цель похода,
надежда на отдых и база для дальнейшей борьбы, – сдалась без боя большевикам.
Кубанские добровольцы под командой Покровского, кубанский атаман и Рада бежали в
неизвестном направлении. Так, неожиданно, в трех переходах от цели похода, армия
оказалась в мешке.
Обманула и надежда на радушие Кубани. Казаки, видимо, рассудили сами, без помощи
«кадетов», разобраться в происходящем. Хутора по пути армии оказывались
покинутыми, в каждой станице ждала засада, за гребнем каждого холма сторожил
пулемет. На что теперь могла рассчитывать Добровольческая армия? На то ли, чтобы
кубанские казаки, – выходцы с Украины, – или черкесы, вспоминавшие древнюю вражду
к русским, или застрявшие на богатой Кубани эшелоны кавказской армии – вдруг запели
бы вместе с золотопогонным офицерством и безусыми юнкерами: «Так за Корнилова, за
родину, за веру мы грянем дружное „ура!“. Но это, только эту формулу, несъедобную и
стертую, как царский двугривенный, и могла предложить Добровольческая армия и
богатым казачьим станицам, насторожившимся – „а не время ли уже объявить свою,
казачью, независимую республику?“, и иногородним, качнувшимся под красные
знамена, чтобы драться за равенство прав на донские и кубанские земли и рыбные
ловли, за станичные Советы…
Правда, в обозе за армией ехал знаменитейший агитатор, матрос Федор Баткин,
кривоногий, черноватый мужчина в бушлате и бескозырке с георгиевскими ленточками.
Много раз офицеры пытались его пристрелить в обозе как жида и красного сукина сына.
Но его охранял сам Корнилов, считавший, что знаменитый матрос Баткин вполне
восполняет все недостатки по части идеологии в армии. Когда главнокомандующему
приходилось говорить перед народом (в станицах), он выпускал перед собой Баткина, и
тот хитроумно доказывал поселянам, что Корнилов защищает революцию, а большевики,
напротив, – контрреволюционеры, купленные немцами.

Сдаться армии было нельзя, – в плен в то время не брали. Рассеяться – перебьют
поодиночке. Был даже план пробиться через астраханские степи на Волгу и уйти в
Сибирь. Но Корнилов настоял: продолжать поход на Екатеринодар, чтобы брать город
штурмом. От Кореневской армия свернула на юг и перешла с тяжелыми боями у
станицы Усть-Лабинской реку Кубань, вздувшуюся и бурную в это время года. Армия
шла не останавливаясь, таща за собой обозы с большим количеством раненых. Но все же
она настолько была страшна и так больно огрызалась, что каждый раз кольцо красных
войск разрывалось, пропуская ее.

Армия двигалась в направлении на Майкоп, обманывая противника, но, дойдя до
станицы Филипповской, перешла реку Белую и круто повернула на запад, в тыл
Екатеринодару. Здесь, за Белой, в узком ущелье ее охватили большие силы красных.
Положение казалось безнадежным. Розданы были винтовки легко раненным из обоза…
Бой продолжался весь день. Красные с высот били из пушек и мели пулеметами по
переправам, по обозу, не давали подняться цепям. Но в сумерки, когда растрепанные
части добровольцев с последним, отчаянным усилием двинулись в контрнаступление,
красные отхлынули с высот и пропустили корниловское войско на запад. Произошло то
же, что и раньше: победили военный опыт и сознание, что от исхода этого боя зависит
жизнь.
Всю ночь кругом пылали станицы. Погода портилась, дул северный ветер. Небо
заволокло непроглядными грядами туч. Начался дождь и лил как из ведра всю ночь.
Пятнадцатого марта армия, двигавшаяся на Ново-Дмитровскую, увидела перед собой
сплошные пространства воды и жидкой грязи. Редкие холмы с колеями дорог пропадали
в тумане, стлавшемся над землей. Люди шли по колено в воде, телеги и пушки вязли по
ступицу. Валил мокрый снег, закрутилась небывалая вьюга.

Рощин вылез из товарного вагона, оправил винтовку и вещевой мешок. Оглянулся. На