Page 29 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

– Вот, парень, и видно, что ты из богатеньких, – другим уже голосом сказал Квашин. –
Мое чтение тебе не нравится. А ты не шпион?

От станции Афипской эшелон Варнавского полка в пешем строю двинулся к станице
Ново-Дмитровской. В полуночной тьме свистал ветер на штыках, рвал одежду, сек лицо
ледяной крупой. Ноги проваливались сквозь корку снега, уходили в липкую грязь.
Сквозь шум ветра доносились крики: «Стой! Стой! Легче! Не напирай, дьяволы!»

Стужа дула сквозь шинелишку, застывали кости. Рощин думал: «Только бы не упасть, –
конец, затопчут…» Мучительнее всего были эти остановки и крики впереди. Ясно, что
сбились с дороги, бродили где-то по краю не то оврага, не то речки. «Братцы, не могу
больше», – прощался чей-то срывающийся голос. «Не Квашин ли это крикнул? Он все
время шел рядом. Догадывается, не верит ни одному слову». (Рощин насилу от него
вчера отвязался.) Вот опять впереди остановились. Рощин уткнулся в чью-то коробом
замерзшую спину. Стоя с засунутыми в рукава окоченевшими руками, с опущенной
головой, подумал: «Вот так четыре года преодолеваю усталость, исходил тысячи верст –
затем, чтобы убивать. Это очень важно и очень значительно. Обидел и бросил Катю, –
это менее значительно. Завтра, послезавтра перебегу и в такую же метель буду убивать
этих, русских. Странно. Катя говорит, что я благородный и добрый человек. Странно,
очень странно».

Он с любопытством отметил эти мысли. Они оборвались. «Э-э, – подумал он, – плохо.
Замерзаю. Проходят последние, главные мысли. Значит, сейчас лягу в снег».
Но замерзшая спина впереди качнулась и пошла. Качнулся и пошел за нею Рощин. Вот
ноги уже стали вязнуть по колено. Пудовый сапог с трудом выворачивался из глины.
Донесло ветром обрывок крика: «Река, ребята…» Раскатилась ругань. А ветер все
свистал в штыках, навевая странные мысли. Неясные, согнувшиеся фигуры брели мимо
Рощина. Он собрал силы, со стоном вытащил ногу и опять побрел.
Темной чертой на снегу проступал бурный поток, дальше все занавесило летящим
снегом. Ноги скользили по откосу. Бешено неслась темная вода. Крики:
– Мост залило…

– Назад, что ли?
– Это кто – назад? Ты, что ли? Ты – назад?

– Пусти… Товарищ, да пусти.
– Дай ему прикладом…

– Ой… ой… ой…
Внизу за краем берега вспыхнул конус света от электрического фонарика. Осветилась
горбушка моста, залитого серой, стремительно несущейся водой, расщепленный кусок
перил. Фонарик взмахнул высоко, зигзагом, – погас. Хриплый, страшный голос:

– Отделение… Переходи… Винтовки, патроны на голову. Не напирай, – по двое… Пошел!
Подняв винтовку, Рощин вошел по пояс в воду, и она была все же не так холодна, как
ветер. Она сильно била в правый бок, толкала, старалась унести в эту серо-белую тьму, в
пучину. Ноги скользили, едва ощупывая доски разбитого моста.
Варнавский полк был переброшен на Ново-Дмитровскую для подкрепления местных сил.
Все население станицы рыло окопы, – укрепляли станичное управление и отдельные
дома, ставили пулеметы. Тяжелая артиллерия находилась южнее, в станице
Григорьевской. В том же районе стоял 2-й Северокавказский полк под командой
Дмитрия Жлобы, преследовавшего Добровольческую армию от самого Ростова.
Западнее, на Афипской, – гарнизон, артиллерия и бронепоезда. Силы красных оказались
разбросанными, что было недопустимо в такую топь и бездорожье.
Под вечер через площадь к станичному управлению прискакал казак, залепленный