Page 32 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

Час, и другой, и третий продолжалась переправа. Реку и берега снова затянуло снежной
метелью. Ветер усилился, поворачивая на север. Быстро холодало. Рощин, лежавший с
вывихнутым плечом у воды под кручей, давно уже бросил надеяться, что его кто-нибудь
заметит. Несмотря на боль в плече, он вытащил из-за пазухи погоны, кое-как пристегнул
их булавками к гимнастерке, сорвал пятиконечную звезду с картуза. Труп Квашина
давно унесло рекой. Раненые валялись повсюду, было не до них.
Переходившая армия, не останавливаясь, с боем уходила на Ново-Дмитровскую. На
людях замерзала одежда, покрывалась ледяной корой. Земля застывала и звенела под
копытами и колесами, кочки и колеи рвали обувь, раздирали ноги. Кое-кто из раненых
поднялся и полез на обрывистый берег, ковыляя и срываясь. Рощин чувствовал, что ноги
его примерзают к земле. Стиснув зубы (болели плечо, поясница, разбитое колено), он
также поднялся и побрел за вереницей раненых. На него не обращали внимания.
Большого труда стоило взобраться на кручу. Там, наверху, подхватила метель и
посвистывали пули. Ковылявший впереди сутулый человек, в мерзлой офицерской
шинели и в торчащем конусом башлыке, неожиданно рванулся вбок, упал. Рощин только
ниже нагнулся, преодолевая ветер.

Занесенная снегом, валялась лошадь с задранной задней ногой. У брошенного орудия
стояли, низко опустив морды, две костлявые клячи, бока их смерзлись и на спины
нанесло сугробики. А впереди все грознее, все настойчивее стучали пулеметы.
Добровольческая армия дралась за то, чтобы этой ночью залезть в теплые хаты, не
сдохнуть во вьюжном поле.

По наступающим била артиллерия из Григорьевской. Но остальные силы красных, также
и резервы из Афипской, не были брошены в бой. Второй Кавказский полк получил
приказ о наступлении только уже после того, как Варнавский был окружен в Ново-
Дмитровской и погибал в рукопашном бою на улицах. Второй Кавказский прошел десять
верст по сплошным болотам и плавням, потеряв целую роту утонувшими и замерзшими,
и ударил в тыл белым, дав возможность остаткам варнавцев прорвать окружение.
Такая же путаница и неразбериха происходила и у белых. Кубанский отряд Покровского,
который должен был атаковать станицу с юга, заупрямился и не пошел по болотам. К
тому же Покровский, получивший генеральские погоны не от царя, а от кубанского
правительства, был жестоко обижен на военном совещании генералом Алексеевым,
сказавшим ему с вельможной презрительностью: «Э, полноте, полковник, – извините, не
знаю, как вас теперь величать…» За этого «полковника» Покровский и не пошел через
болото. Коннице генерала Эрдели, направленной в обхват станицы с севера, не удалось
перейти через разлившийся овраг, и к ночи она вернулась к общей переправе.
Первым у Ново-Дмитровской оказался офицерский полк. Полузамерзшие, остервенелые
офицеры, матерые вояки, услышали жилой запах кизяка и печеного хлеба, увидели
теплый свет в окошках и, не дожидаясь подкреплений, поползли по снежно-грязному
месиву, по сплошной воде, подернутой ледком. У самых подступов их заметили и
открыли по ним пулеметный огонь. Офицеры бросились в штыки. Каждый из них знал,
как и что в каждую секунду он должен делать. Повсюду мелькала белая папаха Маркова.
Это был бой командного состава с неумело руководимой и плохо дисциплинированной
толпой солдат.

Офицеры ворвались в станицу и перемешались в рукопашной схватке на улицах с
варнавцами и партизанами. В темноте и свалке пулеметчики были заколоты или
разорваны гранатами у своих пулеметов. К белым непрерывно подходили подкрепления.
Красные были окружены и стали отступать к площади, где в станичном правлении сидел
ревком.

Стреляли из-за каждого прикрытия, дрались на каждом перекрестке. В вихре грязи
подскакала орудийная запряжка, развернулась с краю площади, орудие уставилось
рылом в фасад станичного правления и ударило гранатой: бух-дззын! бух-дзын! Из окон
начали выскакивать люди, повалил желтый дым, – там от орудийного огня начали
рваться жестянки с патронами.

В это как раз время 2-й Кавказский полк обстрелял с востока наступающих. Варнавцы
услышали бой в тылу у неприятеля и приободрились. Сапожков, сорвавший голос от
крика и ругани, выхватил у знаменосца полковое знамя, обернутое клеенкой, и,
размахивая им, побежал через площадь к высоким мотающимся тополям, где гуще всего