Page 243 - Три товарища

плоскостопый Алоис сновал по залу неуклюжим черным привидением, словно
колченогий Пан. Я заиграл второй куплет. С блестящими глазами, с добрыми лицами
мещаночек, сгрудились девушки вокруг пианино. И — о чудо! — кто-то заплакал
навзрыд. Это был Кики, вспомнивший свой родной Люкенвальде.

Тихо отворилась дверь. С мелодичным напевом гуськом в зал вошел хор во главе с
Григоляйтом, курившим черную бразильскую сигару. Певцы выстроились позади девиц.
О, как был полон этот мир,Когда я уезжал!Теперь вернулся я назад —Каким пустым он
стал.
Тихо отзвучал смешанный хор.

— Красиво, — сказала Лина.
Роза зажгла бенгальские огни. Они шипели и разбрызгивали искры.

— Вот, а теперь что-нибудь веселое! — крикнула она. — Надо развеселить Кики.
— Меня тоже, — заявил Стефан Григоляйт.

В одиннадцать часов пришли Кестер и Ленц. Мы сели с бледным Джорджи за столик у
стойки. Джорджи дали закусить, он едва держался на ногах. Ленц вскоре исчез в
шумной компании скотопромышленников. Через четверть часа мы увидели его у стойки
рядом с Григоляйтом. Они обнимались и пили на брудершафт.
— Стефан! — воскликнул Григоляйт.

— Готтфрид! — ответил Ленц, и оба опрокинули по рюмке коньяку.

— Готтфрид, завтра я пришлю тебе пакет с кровяной и ливерной колбасой.
Договорились?

— Договорились! Все в порядке! — Ленц хлопнул его по плечу. — Мой старый добрый
Стефан!
Стефан сиял.

— Ты так хорошо смеешься, — восхищенно сказал он, — люблю, когда хорошо смеются. А
я слишком легко поддаюсь грусти, это мой недостаток.

— И мой тоже, — ответил Ленц, — потому я и смеюсь. Иди сюда, Робби, выпьем за то,
чтобы в мире никогда не умолкал смех!

Я подошел к ним.
— А что с этим пареньком? — спросил Стефан, показывая на Джорджи. — Очень уж у
него печальный вид.
— Его легко осчастливить, — сказал я. — Ему бы только немного работы.
— В наши дни это хитрый фокус, — ответил Григоляйт.

— Он готов на любую работу.

— Теперь все готовы на любую работу. — Стефан немного отрезвел.
— Парню надо семьдесят пять марок в месяц.

— Ерунда. На это ему не прожить.
— Проживет, — сказал Ленц.

— Готтфрид, — заявил Григоляйт, — я старый пьяница. Пусть. Но работа — дело
серьезное. Ее нельзя сегодня дать, а завтра отнять. Это еще хуже, чем женить человека,
а назавтра отнять у него жену. Но если этот парень честен и может прожить на
семьдесят пять марок, значит ему повезло. Пусть придет во вторник в восемь утра. Мне