Page 283 - Три товарища
P. 283

Он встал, слегка поклонился мне и подошел к улыбавшейся ему испанке.
                — Сентиментальный трепач, верно? — сказал кто-то позади меня.

                Лицо без подбородка. Шишковатый лоб. Беспокойно бегающие, лихорадочные глазки.
                — Я здесь в гостях, — сказал я. — А вы разве нет?

                — На это он и ловит женщин, — продолжал он, не слушая меня. — Только на это он их и
                ловит. И вот эту малышку тоже поймал.

                Я промолчал.
                — Кто это? — спросил я Пат, когда он отошел от нас.

                — Музыкант. Скрипач. Безнадежно влюблен в эту испанку. Так влюбиться можно только
                в горах. Но она и знать его не хочет. Любит своего русского.

                — И я бы на ее месте так.
                Пат рассмеялась.

                — По-моему, в такого мужчину нельзя не влюбиться. Ты не находишь? — сказал я.
                — Нет, не нахожу, — ответила она.

                — Ты здесь никогда не была влюблена?
                — Не очень.

                — Впрочем, мне это безразлично, — сказал я.
                — Вот так признание! — Пат выпрямилась. — А я-то думала, что это тебе никак не
                должно быть безразлично.
                — Да я не в таком смысле. Даже не могу объяснить тебе, в каком. Не могу потому, что
                так и не понял, что, собственно, ты во мне нашла.
                — Уж это моя забота, — ответила Пат.

                — Но ты-то сама это понимаешь?
                — Не совсем точно, — ответила она с улыбкой. — Иначе это уже не было бы любовью.

                Бутылки с водкой русский оставил на комоде. Я налил себе и выпил несколько рюмок.
                Царившее здесь настроение угнетало меня. Очень тяжело было видеть Пат среди всех
                этих больных.
                — Тебе тут не нравится? — спросила она.
                — Не слишком. К этому нужно привыкнуть.

                — Бедненький ты мой, дорогой… — Она погладила мою руку.

                — Я не бедненький, если ты рядом, — сказал я.
                — А Рита, по-твоему, не очень хороша собой?

                — Не очень, — сказал я. — Ты красивее.
                На коленях молодой испанки лежала гитара. Девушка взяла несколько аккордов. Потом
                запела, и мне показалось, что в полумраке вдруг откуда-то появилась и парит неведомая
                темная птица. Рита пела испанские песни, пела негромко, чуть хрипловатым и ломким,
                больным голосом. И я не мог понять — то ли из-за этих непривычных и грустных
                напевов, то ли из-за берущего за душу и какого-то вечернего голоса девушки, то ли из-за
                теней, отбрасываемых больными, сидевшими в креслах или прямо на полу, то ли,
                наконец, из-за выразительного, крупного и смуглого лица нашего русского хозяина, — не
                знаю отчего, но вдруг мне показалось, что все происходящее — не более чем слезное и
   278   279   280   281   282   283   284   285   286   287   288