Page 144 - Архипелаг ГУЛаг

нашей сегодняшней компании получил тот рехнувшийся бухгалтер (до сих пор он сидел
невменяемый).
В брызгах солнца, в июльском ветерке всё так же весело покачивалась веточка за
окном. Мы оживлённо болтали. Там и сям всё чаще возникал в боксе смех. Смеялись, что всё
гладко сошло; смеялись над потрясённым бухгалтером; смеялись над нашими утренними
надеждами и как нас провожали из камер, заказывали условные передачи—четыре
картошины! два бублика!
— Да амнистия будет! — утверждали некоторые. — Это так, для формы, пугают, чтоб
крепче помнили. Сталин сказал одному американскому корреспонденту…
—А как корреспондента фамилия?
— Фамилию не знаю…
Тут нам велели взять вещи, построили по двое и опять повели через тот же дивный
садик, наполненный летом. И куда же? Опять в баню!
Это привело нас уже к раскатистому хохоту — ну и головотяпы! Хохоча, мы разделись,
повесили одёжки наши на те же крючки, и их закатили в ту же прожарку, куда уже
закатывали сегодня утром. Хохоча, получили по пластинке гадкого мыла и прошли в
просторную гулкую мыльню смывать девичьи гульбы. Тут мы оплескивались, лили, лили на
себя горячую чистую воду и так резвились, как если б это школьники пришли в баню после
последнего экзамена. Этот очищающий, облегчающий смех был, я думаю, даже не
болезненным, а живой защитой и спасением организма.
Вытираясь, Валентин говорил мне успокаивающе, уютно:
— Ну ничего, мы ещё молодые, ещё будем жить. Главное, не оступиться — теперь. В
лагерь приедем — и ни слова ни с кем, чтобы нам новых сроков не мотали. Будем честно
работать — и молчать, молчать.
И так он верил в эту программу, так надеялся, невинное зёрнышко промеж сталинских
жерновов! Хотелось согласиться с ним, уютно отбыть срок, а потом вычеркнуть пережитое
из головы.
Но я начинал ощущать в себе: если надо не жить для того, чтобы жить, — то и зачем
тогда?..

* * *

Нельзя сказать, чтоб ОСО придумали после революции. Ещё Екатерина II дала
неугодному ей журналисту Новикову пятнадцать лет, можно сказать — по ОСО, ибо не
отдавала его под суд. И все императоры по–отечески нет–нет да и высылали неугодных им
без суда. В 60–х годах XIX века прошла коренная судебная реформа. Как будто и у
властителей, и у подданных стало вырабатываться что–то вроде юридического взгляда на
общество. Тем не менее и в 70–х, и в 80–х годах Короленко прослеживает случаи
административной расправы вместо судебного осуждения. Он и сам в 1876 году с ещё двумя
студентами выслан без суда и следствия по распоряжению товарища министра
государственных имуществ (типичный случай ОСО). Без суда же в другой раз он был сослан
с братом в Глазов. Короленко называет нам Фёдора Богдана—ходока, дошедшего до самого
царя и потом сосланного; Пьянкова, оправданного по суду, но сосланного по высочайшему
повелению; ещё несколько человек.
Таким образом, традиция была, но слишком расхлябанная. И потом обезличка: кто же
был ОСО? То царь, то губернатор, то товарищ министра. И потом, простите, это не размах,
если можно перечислять имена и случаи.
Размах начался с 20–х годов, когда для постоянного обмина суда были созданы
постоянно же действующие тройки. Вначале это с гордостью даже выпирали — Тройка
ГПУ! Имён заседателей не только не скрывали — рекламировали! Кто на Соловках не знал
знаменитой московской тройки — Глеб Бокий, Вуль и Васильев?! Да и верно, слово–то
какое — тройкаХ Тут немножко и бубенчики под дугой, разгул масленицы, а впереплёт с тем