Page 162 - Архипелаг ГУЛаг

Кажется, не пожалел сил Крыленко, требуя беспощадного, жестокого приговора без
внимания к «индивидуальным оттенкам вины», — но какая–то вязкость, какое–то
оцепенение охватило вечно бодрый Трибунал, и еле промямлил он: следователям по шести
месяцев тюрьмы, а с адвоката — денежный штраф. (Лишь пользуясь правом ВЦИК «казнить
неограниченно», Крыленко добился там, в Метрополе, чтобы следователям врезали по 10
лет, а пьявке–адвокату — 5 с полной конфискацией. Крыленко прогремел бдительностью и
чуть–чуть не получил своего Трибуна.)
Мы сознаём, что как среди революционных масс тогда, так и среди наших читателей
сегодня этот несчастный процесс не мог не подорвать веры в святость Трибунала. И с тем
большей робостью переходим к следующему процессу, касательному к учреждению, ещё
более возвышенному.
Дело Косырева (15 февраля 1919). Ф.М. Косырев и дружки его Либерт, Роттенберг и
Соловьёв прежде служили в комиссии снабжения Восточного фронта (ещё против войск
Учредительного Собрания, до Колчака). Установлено, что там они находили способы
получать зараз от 70 тысяч до 1 миллиона рублей, разъезжали на рысаках, кутили с сестрами
милосердия. Их комиссия приобрела себе дом, автомобиль, их артельщик кутил в «Яре».
(Мы не привыкли представлять таким 1918 год, но так свидетельствует Ревтрибунал.)
Впрочем, не в этом состоит дело: никого из них за Восточный фронт не судили и даже
всё простили. Но диво! — едва лишь была расформирована их комиссия по снабжению, как
все четверо с добавлением ещё Назаренко, бывшего сибирского бродяги, дружка Косырева
по уголовной каторге, были приглашены составить… контрольно–ревизионную коллегию
ВЧК!
Вот что это была за Коллегия: она имела полномочия проверять закономерность
действий всех остальных органов ВЧК, право истребования и просмотра любого дела в
любой стадии производства и отмены решения всех остальных органов ВЧК, кроме только
Президиума ВЧК!!! (стр. 507). Немаловато! — вторая власть в ВЧК после Президиума! — в
следующем ряду за Дзержинским–Урицким–Петерсом–Лаци–сом–Менжинским–Ягодой!
Образ жизни сотоварищей при этом остался прежний, они нисколько не возгордились,
не занеслись: с каким–то Максимычем, Лёнькой, Рафаильским и Мариупольским, «не
имеющими никакого отношения к коммунистической организации», они на частных
квартирах и в гостинице Савой устраивают «роскошную обстановку… там царят карты (в
банке по тысяче рублей), выпивка и дамы». Косырев же обзаводится богатой обстановкой
(70 тысяч), да не брезгует тащить из ВЧК столовые серебряные ложки, серебряные чашки (а
в ВЧК они откуда?..), да даже и просто стаканы. «Вот куда, а не в идейную сторону…
направляется его внимание, вот что берёт он для себя от революционного движения».
(Отрекаясь теперь от полученных взяток, этот ведущий чекист не смарги–вает солгать, что у
него… лежит 200 тысяч рублей наследства в Чикагском банке!.. Такую ситуацию он,
видимо, реально представляет наряду с мировой революцией.)
Как же правильно использовать своё надчеловеческое право кого угодно арестовать и
кого угодно освободить? Очевидно, надо намечать ту рыбку, у которой икра золотая, а такой
в 1918 году было немало в сетях. (Ведь революцию делали слишком впопыхах, всего
недоглядели, и сколько же драгоценных камней, ожерелий, браслетов, колец, серёг успели
попрятать буржуазные дамочки.) А потом искать контакты с родственниками арестованных
через кого–то подставного.
Такие фигуры тоже проходят перед нами на процессе. Вот 22–летняя Успенская, она
окончила петербургскую гимназию, а на высшие курсы не попала. Тут — власть Советов, и
весной 18–го года Успенская явилась в ВЧК предложить свои услуги в качестве
осведомительницы. По наружности она подходила, её взяли.
Само стукачество (тогда — сексотство) Крыленко комментирует так, что для себя «мы
в этом ничего зазорного не видим, мы это считаем своим долгом; …не самый факт работы
позорит; раз человек признаёт, что эта работа необходима в интересах революции, — он
должен идти» (стр. 512, курсив мой. — АС). Но, увы, Успенская, оказывается, не имеет