Page 215 - Архипелаг ГУЛаг

партийных собраниях выяснилось, однако, что Ставров столько же троцкист, сколько
римский иезуит. Председатель райпо Василий Григорьевич Власов, человек со случайным
клоч–ным образованием, но тех самобытных способностей, которые так удивляют в русских,
кооператор–самородок, красноречивый, находчивый в диспутах, запаляющийся до полного
раскала вокруг того, что он считает верным, убеждал партийное собрание исключить из
партии — Романова, секретаря райкома, за клевету! И дали Романову выговор! Последнее
слово Романова очень характерно для этой породы людей и их уверенности в общей
обстановке: «Хотя тут и доказали, что Ставров — не троцкист, но я уверен, что он троцкист.
Партия разберётся, и в моём выговоре тоже». И Партия разобралась: почти немедленно
районное НКВД арестовало Ставрова, через месяц — и предрайисполкома эстонца
Универа, — и вместо него Романов стал предРИКом. Ставрова отвезли в областное НКВД,
там он сознался: что он — троцкист; что он всю жизнь блокировался с эсерами;
что в своём районе состоит членом подпольной правой организации (букет — тоже
достойный того времени, не хватает прямой связи с Антантой). Может быть, он и не
сознался, но этого никто никогда не узнает, потому что в Ивановской внутрянке он под
пытками умер. А листы протоколов были написаны. Вскоре арестовали и секретаря райкома
Смирнова, главу предполагаемой правой организации; заврайфо Сабурова и ещё кого–то.
Интересно, как решалась судьба Власова. Нового пред–РИКа Романова он недавно
призывал исключить из партии. Как смертельно он обидел районного прокурора Русова, мы
уже писали (глава 4). Начальника райНКВД И.Н.Крылова он обидел тем, что отстоял от
посадки за мнимое вредительство двух своих оборотистых толковых кооператоров с
замутнённым соцпроисхождением. (Власов всегда брал на работу всяких «бывших» — они
отлично владели делом и к тому же старались; пролетарские же выдвиженцы ничего не
умели и ничего, главное, не хотели делать.) И всё–таки НКВД ещё готово было пойти с
кооперацией на мировую! Заместитель райНКВД Сорокин сам пришёл в райпо и предложил
Власову: дать для НКВД бесплатно («как–нибудь потом спишешь») на семьсот рублей
мануфактуры (тряпичники! а для Власова это было две месячных зарплаты, он крохи не брал
себе незаконной). «Не дадите — будете жалеть». Власов выгнал его: «Как вы смеете мне,
коммунисту, предлагать такую сделку!» На другой же день в райпо явился Крылов уже как
представитель райкома партии (этот маскарад и все приёмчики — душа 37–го года!) и велел
собрать партийное собрание с повесткой дня: «О вредительской деятельности
Смирнова–Уни–вера в потребительской кооперации», докладчик — товарищ Власов. Тут что
ни приём, то перл! Никто пока не обвиняет Власова! Но достаточно ему сказать два слова о
вредительской деятельности бывшего секретаря райкома в его, Власова, области, и НКВД
прервёт: «А где же были вы? почему вы не пришли своевременно к нам?» В таком
положении многие терялись и увязали. Но не Власов! Он сразу же ответил: «Я делать
доклада не буду! Пусть докладчиком будет Крылов — ведь это он арестовал и ведёт дело
Смирнова–Униве–ра!» Крылов отказался: «Я не в курсе». Власов: «А если даже вы не в
курсе—так они арестованы без основания!» И собрание просто не состоялось. Но часто ли
люди смели обороняться? (Обстановка 37–го года не будет полной, мы утеряем из виду ещё
сильных людей и сильные решения, если не упомянем, что поздно вечером того же дня в
кабинет к Власову пришли старший бухгалтер райпо Т. и заместитель его Н. и принесли ему
десять тысяч рублей: «Василий Григорьевич! Бегите этой ночью! Только этой ночью, иначе
вы пропали!» Но Власов считал, что не пристало коммунисту бежать.) Наутро в районной
газете появилась резкая заметка о работе райпо (ведь наша печать была всегда рука об руку с
НКВД), к вечеру предложено было Власову сделать в райкоме отчёт о работе (что ни шаг —
то всесоюзный тип!).
Это был 1937 год, второй год Mikojan–prosperity в Москве и других крупных городах, и
сейчас иногда встретишь у журналистов и писателей воспоминания, как уже тогда наступала
сытость. Это вошло в историю и рискует там остаться. А между тем в ноябре 1936 года,
через два года после отмены хлебных карточек, было издано по Ивановской области (и
другим) тайное распоряжение о запрете мучной торговли. В те годы многие хозяйки в