Page 429 - Архипелаг ГУЛаг

Глава 10. ВМЕСТО ПОЛИТИЧЕСКИХ

Но в этом угрюмом мире, где всякий гложет, кто кого может; где жизнь и совесть
человека покупаются за пайку сырого хлеба, — в этом мире что же и где же были
политические — носители чести и света всех тюремных населений истории?
А мы уже проследили, как «политических» отъединили, удушили и извели.
Ну, а взамен их?
А — что взамен? С тех пор у нас нет политических. Да у нас их и быть не может. Какие
ж «политические», если установилась всеобщая справедливость? В царских тюрьмах мы
когда–то льготы политических использовали, и тем более ясно поняли, что их надо кончать.
Просто— отменили политических. Нет и не будет!
А те, кого сажают, ну, это каэры, враги революции. С годами увяло слово «революция»,
хорошо, пусть будут враги народа, ещё лучше звучит. (Если бы счесть по обзору наших
Потоков всех посаженных по этой статье, да прибавить сюда трёхкратное количество членов
семей — изгоняемых, подозреваемых, унижаемых и теснимых, то с удивлением надо будет
признать, что впервые в истории народ стал враг самому себе, зато приобрёл лучшего
друга— тайную полицию.)
Известен лагерный анекдот, что осуждённая баба долго не могла понять, почему на
суде прокурор и судья обзывали её «конный милиционер» (а это было
«контрреволюционер»!). Посидев и посмотрев в лагерях, можно признать этот анекдот за
быль.
Портной, откладывая иголку, вколол её, чтоб не потерялась, в газету на стене и попал в
глаз Кагановичу. Клиент видел. 58–я, 10 лет (террор).
Продавщица, принимая товар от экспедитора, записывала его на газетном листе, другой
бумаги не было. Число кусков мыла пришлось на лоб товарища Сталина. 58–я, 10 лет.
Тракторист Знаменской МТС утеплил свой худой ботинок листовкой о кандидате на
выборы в Верховный Совет, а уборщица хватилась (она за те листовки отвечала) — и нашла,
у кого. КРА, контрреволюционная агитация, 10 лет.
Заведующий сельским клубом пошёл со своим сторожем покупать бюст товарища
Сталина. Купили. Бюст тяжёлый, большой. Надо бы на носилки поставить, да нести вдвоём,
но заведующему клубом положение не дозволяет: «Ну, донесёшь как–нибудь потихоньку».
И ушёл вперёд. Старик–сторож долго не мог приладиться. Под бок возьмёт— не обхватит.
Перед собой нести — спину ломит, назад кидает. Догадался всё же: снял ремень, сделал
петлю Сталину на шею и так через плечо понёс по деревне. Ну, уж тут никто оспаривать не
будет, случай чистый. 58–8, террор, 10 лет.
Матрос продал англичанину зажигалку — «катюшу» (фитиль в трубке да кресало) как
сувенир— за фунт стерлингов. Подрыв авторитета Родины, 58–я, 10 лет.
Пастух в сердцах выругал корову за непослушание «колхозной б…»— 58–я, срок.
Эллочка Свирская спела на вечере самодеятельности частушку, чуть
затрагиваюьиую, — да это мятеж просто! 58–я, 10 лет.
Глухонемой плотник — и тот получает срок за контрреволюционную агитацию! Каким
же образом? Он стелет в клубе полы. Из большого зала всё вынесли, нигде ни гвоздика, ни
крючка. Свой пиджак и фуражку он, пока работает, набрасывает на бюст Ленина. Кто–то
зашёл, увидел. 58–я, 10 лет.
Перед войною в Волголаге сколько было их! — деревенских неграмотных стариков из
Тульской, Калужской, Смоленской областей. Все они имели статью 58–10, то есть
антисоветскую агитацию. А когда нужно было расписаться, ставили крестик. (Рассказ
Лощилина.)
После же войны сидел я в лагере с ветлужцем Максимовым. Он служил с начала войны
в зенитной части. Зимою собрал их политрук обсуждать с ними передовицу «Правды» (16
января 1942 года: «Расколошматим немца за зиму так, чтоб весной он не мог подняться!»)