Page 487 - Архипелаг ГУЛаг

выполнил нормы, с бабой застали — вот тебе пять, семь и десять. А для отказчиков есть и
пятнадцать суток. И хоть по закону (по какому?) больше пятнадцати никак нельзя (да ведь по
НТК и этого нельзя!), а растягивается эта гармошка и до году. В 1932 в Дмитлаге (это
Авербах пишет, это — чёрным по белому!) замостырку давали год ШИЗО! Если вспомнить
ещё, что мостырку и не лечили, то, значит, раненого больного человека помещали гнить в
карцер — на год!
Что требуется от ШИЗО? Он должен быть: а) холодным; б) сырым; в) тёмным; г)
голодным. Для этого не топят (Липай: даже когда снаружи 30 градусов мороза), не
вставляют стёкол на зиму, дают стенам отсыреть (или карцерный подвал ставят в мокром
грунте). Окошки ничтожные или никаких (чаще). Кормят сталинской пайкой— 300 граммов
в день, а «горячее», то есть пустую баланду, дают лишь на третий, шестой и девятый дни
твоего заключения туда. Но на Воркуте–Вом давали хлеба только двести, а вместо горячего
на третий день — кусок сырой рыбы. Вот в этом промежутке надо и вообразить все карцеры.
Наивное представление таково, что карцер должен быть обязательно вроде камеры— с
крышей, дверью и замком. Ничего подобного. На Куранах–Сала карцер в мороз 50 градусов
был разомшённый сруб. (Вольный врач Андреев: «Я как врач заявляю, что в таком
карцерелю;>/шо сидеть!») Перескочим весь Архипелаг: на той же Воркуте–Вом в 1937
карцер для отказчиков был — сруб без крыши, и ещё была простая яма. В такой яме
(спасаясь от дождя, натягивали какую–нибудь тряпку) Арнольд Раппопорт жил, как Диоген в
бочке. С кормёжкой издевались так: надзиратель выходил из вахтенной избушки с пайками
хлеба и звал тех, кто сидел в срубе: «Идите, получайте!» Но едва они высовывались из сруба,
как часовой с вышки прикладывал винтовку: «Стой, стрелять буду!» Надзиратель удивлялся:
«Что, и хлеба не хотите? Ну, уйду». — А в яму просто швыряли сверху хлеб и рыбу, в
размокшую от дождей глину.
В Мариинском лагере (как и во многих других, разумеется) на стенах карцера был
снег — ив такой–то карцер не пускали в лагерной одежёнке, а раздевали до белья. Через
каждые полчаса надзиратель открывал кормушку и советовал Ивану Васильевичу Шведу:
«Эй, не выдержишь, погибнешь! Иди лучше на лесоповал!» И верно, решил Швед, здесь
скорей накроешься. Пошёл в лес. Всего за 12 с половиной лет в лагерях Швед отсидел 148
суток карцера. За что только он не наказывался! За отказ идти дневальным в «Индию» (барак
шпаны) получил 6 месяцев штрафного лагеря. За отказ перейти с сытой
сель–хозкомандировки на лесоповал — судим вторично как за экономическую
контрреволюцию, 58–14, и получил новые 10 лет. Это блатной, не желая идти на штрафной
лагпункт, может ударить начальника конвоя, выбить наган из рук — и его не отправят. У
мирного политического выхода нет— ему таки загонят голову между ног. На Колыме в 1938
для блатных и карцеры были утеплённые, не то что для Пятьдесят Восьмой.
БУР — это содержание подольше. Туда заключают на месяц, три месяца, полгода, год,
а часто— бессрочно, просто потому, что арестант считается опасным. Один раз попавши в
чёрный список, ты потом уже закатываешься в БУР на всякий случай: на каждые
первомайские и ноябрьские праздники, при каждом побеге или чрезвычайном происшествии
в лагере.
БУР — это может быть и самый обычный барак, отдельно огороженный колючей
проволокой, с выводом сидящих в нём на самую тяжёлую и неприятную в этом лагере
работу. А может быть—каменная тюрьма в лагере, со всеми тюремными порядками:
избиениями в надзирательской вызванных поодиночке (чтоб следов не оставалось, хорошо
бить валенком, внутрь которого заложен кирпич); с засовами, замками и глазками на каждой
двери; с бетонным полом камер и ещё с отдельным карцером для сидящих в БУРе.
Именно таков был экибастузский БУР (впрочем, и первого типа там был). Посаженных
содержали там в камерах без нар (спали на полу на бушлатах и телогрейках). Намордник из
листового железа закрывал маленькое подпотолочное оконце целиком. В нём пробиты были
дырочки гвоздём, но зимой заваливало снегом и эти дырочки, и в камере становилось совсем
темно. Днём не горела электрическая лампочка, так что день был темнее ночи. Никакого