Page 497 - Архипелаг ГУЛаг

второй срок им не грозит, а попробовала бы вот так не выйти каэрка!) — и сразу стала
бригадиром отстающей мужской бригады (видимо, взялась зубы дробить этим доходягам),
потом — нарядчицей вместо Поляковой, потом — воспитательницей женского барака
(матерщинница, картёжница и воровка!), затем и — начальником строительного отряда (то
есть распоряжалась уже и инженерами). И на всех красных досках Дмитлага красовалась эта
зубастая сука в кожанке и с полевой сумкой (сдрюченных с кого–то). Её руки умеют бить
мужчин, глаза у неё ведьмины. Её–то и прославляет Ида Леонидовна.
Так легки пути блатных в лагере, один шумок, одно предательство, дальше бей и топчи.
Мне возразят, что только суки идут занимать должности, а «честные воры» хранят
воровской закон. А я сколько ни смотрел на тех и других, не замечал, чтобы одно отребье
было благороднее другого. Воры выламывали у эстонцев золотые зубы кочергой. Воры (в
Краслаге, 1941 год) топили литовцев в уборной за отказ отдать им посылку. Воры грабили
осуждённых на смерть. Воры шутя убивают первого попавшегося однокамерника, чтобы
только затеять новое следствие и суд, пересидеть зиму в тепле или уйти из тяжёлого лагеря,
куда уже попали. Что ж говорить о такой мелочи, как раздеть–разуть кого–то на морозе? Что
говорить об отнятых пайках?
Нет уж, ни от каменя плода, ни от вора добра.
Теоретики ГУЛАГа возмущались: «кулаки» (в лагере) даже не считают воров
настоящими людьми (и тем, мол, выдают свою звериную сущность).
А как же принять их за людей, если они сердце твоё вынимают и сосут? Вся их
«романтическая вольница» есть вольница вурдалаков.
Люди образованного круга, но кто сам не встречался с блатными на узкой тропке,
возражают против такой беспощадной оценки воровского мира: не тайная ли любовь к
собственности движет теми, кого воры так раздражают? Я настаиваю на своём выражении:
вурдалаки, сосущие твоё сердце. Они оскверняют всё кряду, что для нас— естественный
круг человечности. — Но неужели это так безнадёжно? Ведь не прирождённые же это
свойства воров! А где — добрые стороны их души? — Не знаю. Вероятно, убиты, угнетены
воровским законом, по которому мы, все остальные, — не люди. Мы уже писали выше о
пороге злодейства. Очевидно, пропитавшись воровским законом, блатной необратимо
переходит некий нравственный порог. Ещё возражают: да ведь вы видели только ворячью
мелкоту. Главные–то подлинные воры, головка воровского мира, все расстреляны в 37–м
году. Действительно, воров 20–х годов я не видел. Но не хватает у меня воображения
представить их нравственными личностями.

* * *

Но довольно! Скажем и слово в защиту блатных. У них–то есть «своеобразный кодекс»
и своеобразное понятие о чести. Но не в том, что они патриоты, как хотелось бы нашим
администраторам и литераторам, а в том, что они совершенно последовательные
материалисты и последовательные пираты. И хотя за ними так ухаживала диктатура
пролетариата — не уважали они её ни минуты.
Это племя, пришедшее на землю — жить! А так как времени на тюрьму у них
приходится почти столько же, сколько и на волю, то они и в тюрьме хотят срывать цветы
жизни, и какое им дело — для чего эта тюрьма задумана и как страдают другие тут рядом.
Они— непокорны, и вот пользуются плодами этой непокорности, — и почему им заботиться
о тех, кто гнёт голову и умирает рабом? Им нужно есть — и они отнимают всё, что видят
съедобное и вкусное. Им нужно пить — и они за водку продают конвою вещи, отобранные у
соседей. Им нужно мягко спать — и при их мужественном виде считается у них вполне
почётным возить с собой подушку и ватное одеяло или перину (тем более что там хорошо
прячется нож). Они любят лучи благодатного солнца, и если не могут выехать на
черноморский курорт, то загорают на крышах строительств, на каменных карьерах, у входа в
шахту (под землю пусть спускаются кто дурней). У них великолепно откормленные