Page 517 - Архипелаг ГУЛаг

Но этот проект (знакомая картина) не завершён им из–за отсутствия в воркутинском
лагере технической литературы (будто там есть художественная!). И этот дикарь просит пока
выслать ему всего лишь инструкцию по радиоактивному распаду, после чего он берётся
быстро закончить свой проект РАЯ.
Мы покатываемся за своими столами и почти одновременно приходим к одному и тому
же стишку:
Из этого РАЯ Не выйдет ни … !
А между тем в лагерях изнурялись и гибли действительно крупные учёные, но не
спешило Руководство нашего родного Министерства разглядеть их там и найти для них
более достойное применение.
Александру Леонидовичу Чижевскому за весь его лагерный срок ни разу не нашлось
место на шарашке. Чижевский и до лагеря был в СССР очень не в чести за то, что связывал
земные революции, как и биологические процессы, с солнечной активностью. Его
деятельность вся была необычна, проблемы — неожиданны, не укладывались в удобный
распорядок наук, и непонятно было, как использовать их для военных и индустриальных
целей. После его смерти мы читаем теперь хвалебные статьи ему: установил возрастание
инфарктов миокарда (в 16 раз) от магнитных бурь, давал прогнозы эпидемий гриппа, искал
способы раннего обнаружения рака по кривой РОЭ (реакция оседания эритроцитов),
выдвинул гипотезу о Z–излучении Солнца.
Отец советского космоплавания Королёв был, правда, взят на шарашку, но как
авиационник. Начальство шарашки не разрешило ему заниматься ракетами, и он занимался
ими по ночам.
(Не знаем, взяли бы на шарашку Л.Ландау или спустили бы на дальние острова, — со
сломанным ребром он уже признал себя немецким шпионом, но спасло его заступничество
П.Капицы.)
Крупный отечественный аэродинамик и чрезвычайно разносторонний научный ум —
Константин Иванович Страхович после этапа из ленинградской тюрьмы был в угличском
лагере подсобным рабочим в бане. С искренне–детским смехом, который он удивительно
пронёс через свою десятку, он теперь рассказывает об этом так. После нескольких месяцев
камеры смертников ещё перенёс он в лагере дистрофический понос. После этого поставили
его стражем при входе в мыльню, когда мылись женские бригады (против мужиков ставили
покрепче, там бы он не выдюжил). Задача его была: не пускать женщин в мыльню иначе как
голых и с пустыми руками, чтобы сдавали всё в прожарку, и паче и паче— лифчики и трусы,
в которых санчасть видела главную угрозу вшивости, а женщины старались именно их не
сдать и пронести через баню. А вид у Стра–ховича такой: борода—лорда Кельвина, лоб —
утёс, чело двойной высоты, и лбом не назовёшь. Женщины его и просили, и поносили, и
сердились, и смеялись, и звали на кучу веников в угол— ничто его не брало, и он был
беспощаден. Тогда они дружно и зло прозвали его Импотентом. И вдруг этого Импотента
увезли куда–то, ни много ни мало — руководить первым в стране проектом
турбореактивного двигателя.
А кому дали погибнуть на общих— о тех мы не знаем…
А кого арестовали и уничтожили в разгар научного открытия (как Николая
Михайловича Орлова, ещё в 1936 разработавшего метод долгого хранения пищевых
продуктов), — тех тоже откуда нам узнать? Ведь открытие закрывали вслед за арестом
автора.

* * *

В смрадной бескислородной атмосфере лагеря то брызнет и вспыхнет, то еле светится
коптящий огонёк КВЧ. Но и на такой огонёк стягиваются из разных бараков, из разных
бригад— люди. Одни с прямым делом вырвать из книжки или газеты на курево, достать
бумаги на помиловку или написать здешними чернилами (в бараке нельзя их иметь, да и