Page 519 - Архипелаг ГУЛаг

пекарней)! Самая заманчивая из лагерных должностей! Завхлебом — зав–жизнью! Телами и
душами лагерников изостлан путь к этой должности, но немногие дошли. А тут должность
сваливается с небес — Доватур же раздавлен ею. Неделю он ходит как приговорённый к
смерти, ещё не приняв пекарни. Он умоляет начальника пощадить его и оставить жить,
иметь нестеснённый дух и латинские спряжения! И приходит помилование: на зав–пека
назначен очередной жулик.
А вот этот чудак— всегда в КВЧ после работы, где ж ему быть ещё. У него большая
голова, крупные черты, удобные для грима, хорошо видные издалека. Особенно
выразительны мохнатые брови. А вид всегда трагический. Из угла комнаты он подавленно
смотрит за нашими скудными репетициями. Это— Камилл Леопольдович Гонтуар. Впервые
революционные годы он приехал из Бельгии в Петроград создавать Новый Театр, театр
будущего. Кто ж тогда мог предвидеть и как пойдет это будущее, и как будут сажать
режиссёров? Обе Мировые войны Гонтуар провоевал против немцев: Первую — на Западе,
Вторую — на Востоке. И теперь влепили ему десятку за измену родине… Какой?.. Когда?..
Но уж конечно самые заметные люди при КВЧ — художники. Они тут хозяева. Если
есть отдельная комната— это для них. Если кого освободят от общих напостоянку—то
только их. Изо всех служителей муз одни они создают настоящие ценности— те, что можно
руками пощупать, в квартире повесить, за деньги продать. Картину пишут они, конечно, не
из головы—да это с них и не спрашивают, разве может выйти хорошая картина из головы
Пятьдесят Восьмой? А просто пишут большие копии с открыток— кто по клеточкам, а кто и
без клеточек справляется. И лучшего эстетического товара в таёжной и тундреной глуши не
найдёшь, только пиши, а уж куда повесить— знаем. Даже если не понравится сразу. Придёт
помкомвзвод Вохры Выпирайло, посмотрит на копию Деуля «Нерон–победитель»:
— Эт чего? Жених едет? А что он смурной какой?.. — и возьмёт всё равно. Малюют
художники и ковры с красавицами, плавающими в гондолах, с лебедями, закатами и
замками— всё это очень хорошо потребляется товарищами офицерами. Не будь дураки,
художники тайком пишут такие коврики и для себя, и надзиратели исполу продают их на
внешнем рынке. Спрос большой. Вообще, художникам жить в лагере можно.
Скульпторам — хуже. Скульптура для кадров МВД— не такая красивая, не привычная,
чтобы поставить, да и место занимает мебели, а толкнёшь— разобьётся. Редко работают в
лагере скульпторы, и уж обычно по совместительству с живописью, как Недов. И то зайдёт
майор Бакаев, увидит статуэтку матери:
— Ты что это плачущую мать сделал? В нашей стране матери не плачут! — и тянется
разбить фигуру.
Володя Клемпнер, молодой композитор, сын состоятельного адвоката, а по лагерным
понятиям ещё и небитый фрей, взял в Бескудниковский подмосковный лагерь из дому
собственный рояль (неслыханное событие на Архипелаге)! Взял как бы для укрепления
культмассовой работы, а на самом деле — чтобы самому сочинять. Зато был у него всегда
ключ к лагерной сцене, и после отбоя он там играл при свече (электричество выключали).
Однажды он так играл, записывал свою новую сонату и вздрогнул от голоса сзади:
— Кан–да–лами ваша музыка пахнет!
Клемпнер вскочил. От стены, где стоял, подкравшись, теперь двигался на свечу майор,
начальник лагеря, старый чекист, — и за ним росла его гигантская чёрная тень. Теперь–то
понял майор, зачем этот обманщик выписал рояль. Он подошёл, взял нотную запись и молча,
мрачно стал жечь на свече.
— Что вы делаете? — не мог не вскрикнуть молодой композитор.
— Туда вашу музыку! — ещё более определённо назначил через стиснутые зубы
майор.
Пепел отпал от листа и мягко опустился на клавиши.
Старый чекист не ошибся: эта соната действительно писалась о лагерях 343 .

343 Вскоре нашли повод мотать Володе новое лагерное дело и послали его на следствие в Бутырки. В свой