Page 619 - Архипелаг ГУЛаг

полков! — притом лагерь был сытый, не голодное отчаяние влекло их на подписи. (Но
характерно для немецкой тупости: из 730 подписавших 722 так никогда до конца войны не
были освобождены из лагеря и не привлечены к действию.) Ив 1943 году— те обозы за
отступающей немецкой армией, десятки тысяч беженцев из советских областей
вереницами, — только б не остаться под коммунизмом.
Возьму на себя сказать: да ничего бы не стоил наш народ, был бы народом
безнадёжных холопов, если б в эту войну упустил хоть издали потрясти винтовкой
сталинскому правительству, упустил бы хоть замахнуться да матюгнуться на Отца родного.
У немцев был генеральский заговор — а у нас? Наши генеральские верхи были (и остались
посегодня) ничтожны, растлены партийной идеологией и корыстью и не сохранили в себе
национального духа, как это бывает в других странах. И только низы
солдатско–мужицко–казацкие замахнулись и ударили. Это были сплошь— низы, там
исчезающе мало было участие бывшего дворянства из эмиграции, или бывших богатых
слоев, или интеллигенции. И если бы дан был этому движению свободный размах, как он
потёк с первых недель войны, — то это стало бы некой новой Пугачёвщиной: по широте и
уровню захваченных слоев, по поддержке населения, по казачьему участию, по духу—
рассчитаться с вельможными злодеями, по стихийности напора при слабости руководства.
Во всяком случае, движение это было куда более народным, простонародным, чем всё
интеллигентское «освободительное движение» с конца XIX века и до февраля 1917, с его
мнимо–народными целями и с его февральско–октябрьскими плодами. Но не суждено было
ему развернуться, а погибнуть позорно с клеймом: измена священной нашей Родине!
Потеряли мы вкус к социальным объяснениям событий, это у нас— переверташка,
когда как выгодно. А дружеский сталинский пакт с Риббентропом и Гитлером?
Ахорохоренье молотовское и ворошиловское перед войною? И потом — оглушительная
бездарность, неготовность, неумение (и трусливое бегство правительства из Москвы), и по
полмиллиона войск, оставляемых в котлах, — это не измена Родине? Не с большими
последствиями? Почему же этих изменников мы так бережём в квартирах на улице
Грановского?
О–о, долга! долга! долга та скамья, на которой расселись бы все палачи и все предатели
нашего народа, если б сажать их от самых… и до самых…
На неудобное у нас не отвечают. Умалчивают. Вместо этого вот что нам вскричат:
— Но принцип] Но самый принцип! Но имеет ли право русский человек для
достижения своих политических целей, пусть кажущихся ему правильными, опереться на
локоть немецкого империализма?!.. Да ещё в момент беспощадной с ним войны?
Вот, правда, ключевой вопрос: для целей, кажущихся тебе благородными, можно ли
воспользоваться поддержкой воюющего с Россией немецкого империализма?
Все единодушно воскликнут сегодня: нет! нет! нет!
Но откуда же тогда — немецкий экстерриториальный вагон от Швейцарии до Швеции
и с заездом (как мы теперь узнали) в Берлин? Вся печать от меньшевиков до кадетов тоже
кричала: нет! нет! — а большевики разъяснили, что это можно, что даже смешно в этом
укорять. Да и не один там был вагон. А летом 1918 сколько вагонов большевики погнали из
России— то с продуктами, то с золотом, — и всё Вильгельму в пасть! Превратить войну в
гражданскую — это Ленин предложил прежде власовцев.
— Но цели\ но цели какие были?! А— какие? А— где они, те цели?..
— Да ведь то был— Вильгельм! кайзер, кайзерчик! То же — не Гитлер! И в России
рази ж было правительство? временное…
Впрочем, по военной запальчивости мы и о кайзере когда–то не писали иного, как
«лютый» да «кровожадный», о кайзеровских солдатах незапасливо кричали, что они
младенцам головы колют о камни. Но пусть— кайзер. Однако и Временное же: ЧК не имело,
в затылки не стреляло, в лагеря не сажало, в колхозы не загоняло. Временное— тоже не
сталинское.
Пропорционально.