Page 634 - Архипелаг ГУЛаг

которых он начинался, все были на добыче меди (1–е и 2–е отделения — Рудник, 3–е—
Кенгир, 4–е — Джезказган). Бурение было сухое, пыль пустой породы вызывала быстрый
силикоз и туберкулёз 413 . Заболевших арестантов отправляли умирать в знаменитый Спасск
(под Карагандою) — «всесоюзную инвалидку» Особлагов.
О Спасске можно бы сказать и особо.
В Спасск присылали инвалидов — конченых инвалидов, которых уже отказывались
использовать в своих лагерях. Но, удивительно! — переступив целебную зону Спасска,
инвалиды разом обращались в полноценных работяг. Для полковника Чечева, начальника
всего Степлага, Спасское лагерное отделение было из самых любимых. Прилетев сюда из
Караганды на самолёте, дав себе почистить сапоги на вахте, этот недобрый коренастый
человек шёл по зоне и присматривался, кто ещё у него не работает. Он любил говорить:
«Инвалид у меня во всём Спасске один — без двух ног. Но и он на лёгкой работе —
посыльным работает». Одноногие все использовались на сидячей работе: бой камня на
щебёнку, сортировка щепы. Ни костыли, ни даже однорукость не были препятствием к
работе в Спасске. Это Чечев придумал — четырёх одноруких (двух с правой рукою и двух с
левой) ставить на носилки. Это у Чечева придумали — вручную крутить станки
мехмастерских, когда не было электроэнергии. Это Чечеву нравилось — иметь «своего
профессора», и биофизику Чижевскому он разрешил устроить в Спасске «лабораторию» (с
голыми столами). Но когда Чижевский из последних бросовых материалов разработал маску
против силикоза для джезказганских работяг, — Чечев не пустил её в производство.
Работают без масок, и нечего мудрить. Должна же быть оборачиваемость контингента.
В конце 1948 года в Спасске было около 15 тысяч зэков обоего пола. Это была
огромная зона, столбы её то поднимались на холмы, то опускались в лощины, и угловые
вышки не видели друг друга. Постепенно шла работа саморазгораживания: зэки строили
внутренние стены и отделяли зоны женскую, рабочую, чисто инвалидную (так было
стеснительнее для внутрилагерных связей и удобнее для хозяев). Шесть тысяч человек
ходило работать на дамбу за 12 километров. Так как они были всё–таки инвалиды, то шли
туда более двух часов и более двух часов назад. К этому следует прибавить 11–часовой
рабочий день. (Редко кто выдерживал на той работе два месяца.) Следующая крупная работа
была— каменоломни, они находились в самых зонах (на острове — свои ископаемые!), и в
женской, и в мужской. В мужской зоне карьер был на горе. Там после отбоя взрывали камень
аммоналом, а днём инвалиды молотками разбивали глыбы. В женской зоне аммонала не
применяли, а женщины рылись до пластов вручную кирками, а потом дробили камень
большими молотками. Молотки у них, конечно, соскакивали с рукояток, или рукоятки
ломались, а для насадки надо было отправлять в другую зону. Тем не менее с каждой
женщины требовали норму— 0,9 кубометра в день, атак как выполнить её они не могли, то и
получали долго штрафной паёк— 400 граммов, пока мужчины не научили их перед сдачей
перетаскивать камень из старых штабелей в новые. Напомним, что вся эта работа
производилась не только инвалидами и не только без единого механизма, но в суровые
степные зимы (до 30–35° мороза с ветром) ещё и ълетней одежде, потому что неработающим
(то есть инвалидам) не полагается на зиму выдавать тёплую одежду. Эстонка П–р
вспоминает, как она в такой мороз, почти неодетая, орудовала над камнем с огромным
молотком. — Польза этой работы для Отечества особенно выясняется, если мы доскажем,
что камень женского карьера почему–то оказался негоден для строительства и в некий день
некий начальник распорядился, чтобы женщины весь добытый ими за год камень теперь
засыпали бы назад в карьер, покрыли землёю и развели бы парк (до парка, конечно, не
дошло). — В мужской зоне камень был хорош, доставка же его на место строительства
совершалась так: после проверки весь строй (сразу тысяч около восьми, кто ещё в этот день

413 По закону 1886 года работы, вредно действующие на здоровье, не разрешались даже по выбору самих
арестантов.