Page 637 - Архипелаг ГУЛаг

«краснопогонники», регулярные солдаты, эти сынки с автоматами были силой тёмной,
не–рассуждающей, о нас не знающей, никогда не принимающей объяснений. От нас к ним
ничто не могло перелететь, от них к нам — окрики, лай собак, лязг затворов и пули. И всегда
были правы они, а не мы.
В Экибастузе на подсыпке железнодорожного полотна, где зоны нет, а есть оцепление,
один зэк в дозволенной черте ступил несколько шагов, чтобы взять свой хлеб из брошенной
куртки, — а конвоир вскинулся и убил его. И он был, конечно, прав. И получить мог только
благодарность. И конечно, не раскаивается по сей день. А мы ничем не выразили
возмущения. И разумеется, не писали никуда (да никто б нашей жалобы и не пропустил).
19 января 1951 года наша колонна в пятьсот человек подошла к объекту АРМу
(авторемонтные мастерские). С одной стороны была зона, и тут уже не стояли солдаты.
Вот–вот должны были впускать нас в ворота. Вдруг заключённый Малой (а на самом деле —
рослый широкоплечий парень) ни с того ни с сего отделился от строя и как–то задумчиво
пошёл на начальника конвоя. Впечатление было, что он не в себе, что он сам не понимает,
что делает. Он не поднял руки, он не сделал ни одного угрожающего жеста, он просто
задумчиво пошёл. Начальник конвоя, франтоватый гаденький офицер, — перепугался и стал
задом наперёд бежать от Малого, что–то визгливо крича и никак не умея вынуть пистолета.
Против Малого быстро выдвинулся сержант–автоматчик и за несколько шагов дал ему
очередь в грудь и живот, тоже медленно отходя. И Малой, прежде чем упасть, ещё шага два
продолжал своё медленное движение, а из спины его по следу невидимых пуль вырвались
видимые клочки ваты из телогрейки. Но хотя Малой упал, а мы, вся остальная колонна, не
шевельнулись, начальник конвоя так был перепуган, что выкрикнул солдатам боевую
команду, и со всех сторон захлопали автоматы, полосуя чуть выше наших голов, застучал
пулемёт, развёрнутый заранее на позиции, и во много голосов, состязаясь в истеричности,
нам кричали: «Ложись! Ложись! Ложись!» И пули пошли ниже, ниже, в проволоку зоны.
Мы, полтысячи, не бросились на стрелков, не смяли их, а все повалились ничком и так,
уткнувшись лицами в снег, в позорном, беспомощном положении, в это крещенское утро
дольше четверти часа лежали как овцы, — всех нас они шутя могли бы перестрелять и не
несли бы ответа: ведь попытка к бунту!
Такие мы были подавленные жалкие рабы на первом и на втором году Особых
лагерей — и о периоде этом довольно сказано в «Иване Денисовиче».
Как же это сложилось? Почему многие тысячи этой скотинки, Пятьдесят Восьмой, —
но ведь политических же, чёрт возьми? но ведь теперь–то — отделённых, выделенных,
собранных вместе, — теперь–то, кажется, политических? — вели себя так ничтожно? так
покорно?
Эти лагеря и не могли начаться иначе. И угнетённые, и угнетатели пришли из
ИТЛовских лагерей, и десятилетия рабской и господской традиции стояли и за теми и за
другими. Образ жизни и образ мыслей переносился вместе с живыми людьми, они
притепляли и поддерживали его друг в друге, потому что ехали по несколько сот человек с
одного лаготделения. На новое место они привозили с собой всеобщую внушённую
уверенность, что в лагерном мире человек человеку— крыса и людоед, и не бывает иначе.
Они привозили в себе интерес к одной лишь своей судьбе и полное равнодушие к судьбе
общей. Они ехали, готовые к беспощадной борьбе за захват бригадирства, за тёплые
придурочьи места на кухне, в хлеборезке, в каптёрках, в бухгалтерии и при КВЧ.
Но когда на новое место едет одиночка, он в своих расчётах устроиться там может
полагаться только на свою удачу и на свою бессовестность. Когда же долгим этапом,
две–три–четыре недели везут в одном вагоне, моют в одних пересылках, ведут в одном
строю уже довольно сталкивавшихся лбами, уже хорошо оценивших друг в друге и
бригадирский кулак, и умение подползать к начальству, и умение кусать из–за угла, и умение
тянуть «налево», отворачивая от работяг, — когда вместе этапируют уже спевшееся кубло
придурков, — естественно им не предаваться свободолюбивым мечтам, а дружно перенести
эстафету рабства, сговориться, как они будут захватывать ключевые посты в новом лагере,