Page 65 - Архипелаг ГУЛаг

договаривались…
Но вы хотели быть хитрее и умнее вашего следователя! У вас быстрые изощрённые
мысли! Вы интеллигентны. И вы перемудрили…
В «Преступлении и наказании» Порфирий Петрович делает Раскольникову
удивительно тонкое замечание, его мог изыскать только тот, кто сам через эти
кошки–мышки прошёл: что, мол, с вами, интеллигентами, и версии своей мне строить не
надо, — вы сами её построите и мне готовую принесёте. Да, это так! Интеллигентный
человек не может отвечать с прелестной бессвязностью чеховского «злоумышленника». Он
обязательно постарается всю историю, в которой его обвиняют, построить как угодно лживо,
но — связно.
А следователь–мясник не связности этой ловит, а только две–три фразочки. Он–то
знает, что почём. А мы — ни к чему не подготовлены!..
Нас просвещают и готовят с юности — к нашей специальности; к обязанностям
гражданина; к воинской службе; к уходу за своим телом; к приличному поведению; даже и к
пониманию изящного (ну, это не очень). Но ни образование, ни воспитание, ни опыт ничуть
не подводят нас к величайшему испытанию жизни: к аресту ни за что и к следствию ни о
чём. Романы, пьесы, кинофильмы (самим бы их авторам испить чашу ГУЛАГа!) изображают
нам тех, кто может встретиться в кабинете следователя, рыцарями истины и человеколюбия,
отцами родными. — О чём только не читают нам лекций! и даже загоняют на них! — но
никто не прочтёт лекции об истинном и расширительном смысле статей Уголовного кодекса,
да и сами кодексы не выставлены в библиотеках, не продаются в киосках, не попадаются в
руки беспечной юности.
Почти кажется сказкой, что где–то, за тремя морями, подследственный может
воспользоваться помощью адвоката. Это значит в самую тяжёлую минуту борьбы иметь
подле себя светлый ум, владеющий всеми законами!
Принцип нашего следствия ещё и в том, чтобы лишить подследственного даже знания
законов.
Предъявляется обвинительное заключение… (кстати: Распишитесь на нём. — Я с ним
не согласен. — Распишитесь. — Но я ни в чём не виноват!) …вы обвиняетесь по статьям
58–10 часть 2 и 58–11 Уголовного кодекса РСФСР. Распишитесь! — Но что гласят эти
статьи? Дайте прочесть Кодекс! — У меня его нет. — Так достаньте у начальника отдела! —
У него тоже нет. Расписывайтесь! — Но я прошу его показать! — Вам не положено его
показывать, он пишется не для вас, а для нас. Да он вам и не нужен, я вам так объясню: эти
статьи — как раз всё то, в чём вы виноваты. Да ведь вы сейчас распишетесь не в том, что вы
согласны, а в том, что прочли, что обвинение предъявлено вам.
В какой–то из бумажёнок вдруг мелькает новое сочетание букв: УПК. Вы
настораживаетесь: чем отличается УПК от УК? Если вы попали в минуту расположения
следователя, он объяснит вам: Уголовно–процессуальный кодекс. Как? Значит, даже не один,
а целых два полных Кодекса остаются вам неизвестными в то самое время, когда по их
правилам над вами началась расправа?!
…С тех пор прошло десять лет, потом пятнадцать. Поросла густая трава на могиле
моей юности. Отбыт был и срок, и даже бессрочная ссылка. И нигде — ни в
«культурно–воспитательных» частях лагерей, ни в районных библиотеках, ни даже в средних
городах, — нигде я в глаза не видал, в руках не держал, не мог купить, достать и даже
спросить Кодекса советского права! И сотни моих знакомых арестантов, прошедших
следствие, суд, да ещё и не единожды, отбывших лагеря и ссылку, — никто из них тоже
Кодекса не видел и в руках не держал! (Знающие атмосферу нашей подозрительности
понимают, почему нельзя было спросить Кодекс в народном суде или в райисполкоме. Ваш
интерес к Кодексу был бы явлением чрезвычайным: или вы готовитесь к преступлению, или
заметаете следы!)
И только когда оба Кодекса уже кончали последние дни своего тридцатипятилетнего
существования и должны были вот–вот замениться новыми, —только тогда я увидел их,