Page 67 - Архипелаг ГУЛаг

бутырской камере на 25 человек сидел в составе ста сорока. Быт камер 1937–38 у него очень
хорошо описан. Уборные так перегружены, что оправка только раз в сутки и иногда даже
ночью, как и прогулка! Он же в Лубянском приёмном «собачнике» подсчитал, что целыми
неделями их приходилось на один квадратный метр пола по три человека (прикиньте,
разместитесь!) 43 . В собачнике не было окна или вентиляции, от тел и дыхания температура
была 4СМ–5 градусов, все сидели в одних кальсонах (зимние вещи подложив под себя),
голые тела их были спрессованы, и от чужого пота кожа заболевала экземой. Так сидели они
неделями, им не давали ни воздуха, ни воды (кроме баланды и чая утром).
В тот год в Бутырках свежеарестованные (уже обработанные баней и боксами) по
несколько суток сидели на ступеньках лестниц, ожидая, когда уходящие этапы освободят
камеры. Табатеров сидел в Бутырках семью годами раньше, в 1931, говорит: всё забито под
нарами, лежали на асфальтном полу. Я сидел семью годами позже, в 1945, — то же самое. Но
недавно от М.К. Баранович я получил ценное личное свидетельство о бутырской тесноте
1918 года: в октябре того года (второй месяц красного террора) было так полно, что даже в
прачечной устроили женскую камеру на 70 человек! Да когда ж тогда Бутырки стояли
порожние?
Если при этом параша заменяла все виды оправки (или, наоборот, от оправки до
оправки не было в камере параши, как в некоторых сибирских тюрьмах); если ели по четверо
из одной миски—и друг у друга на коленях; если то и дело кого–то выдёргивали на допрос, а
кого–то вталкивали избитого, бессонного и сломленного; если вид этих сломленных убеждал
лучше всяких следовательских угроз; а тому, кого месяцами не вызывали, уже любая смерть
и любой лагерь казались легче их скорченного положения, — так, может быть, это вполне
заменяло теоретически идеальное одиночество? И в такой каше людской не всегда
решишься, кому открыться, и не всегда найдёшь, с кем посоветоваться. И скорее поверишь
пыткам и избиениям не тогда, когда следователь тебе грозит, а когда показывают сами люди.
От самих пострадавших ты узнаешь, что дают солёную клизму в горло и потом на
сутки в бокс мучиться от жажды (Карпунич). Или тёркой стирают спину до крови и потом
мочат скипидаром. Комбригу Рудольфу Пинцову досталось и то, и другое, и ещё иголки
загоняли под ногти, и водой наливали до распирания — требовали, чтобы подписал
протокол, что хотел на октябрьском параде двинуть бригаду танков на правительство 44 . А от
Александрова, бывшего заведующего художественным отделом ВО КС (Всесоюзного
общества культурной связи с заграницей) — с перебитым позвоночником клонящегося
набок, не могущего сдержать слёз, можно узнать, как бьёт (в 1948) сам Абакумов.
Да, да, сам министр госбезопасности Абакумов отнюдь не гнушается этой чёрной
работы (Суворов на передовой!), он не прочь иногда взять резиновую палку в руки. Тем
более охотно бьёт его заместитель Рюмин. Он делает это на Суха–новке в «генеральском»
следовательском кабинете. Кабинет имеет по стенам панель под орех, шёлковые портьеры на
окнах и дверях, на полу большой персидский ковёр. Чтобы не попортить этой красоты, для
избиваемого постилается сверх ковра грязная дорожка в пятнах крови. При побоях помогает
Рюмину не простой надзиратель, а полковник. «Так, — вежливо говорит Рюмин, поглаживая
резиновую дубинку диаметром сантиметра в четыре, — испытание бессонницей вы
выдержали с честью. — (Александр Долган хитростью сумел продержаться месяц без сна: он
спал стоя.) —Теперь попробуем дубинку. У нас больше двух–трёх сеансов не выдерживают.

говорили ребята (да ещё и сидел ли?).

43 И во Владимирской «внутрянке» в 1948 в камере 3 г 3 метра постоянно стояли 30 человек! (С. Потапов). В
Краснодарском ГПУ в 1937 — четыре человека на один квадратный метр пола.

44 На самом же деле он вёл бригаду на параде, но почему–то же не двинул. Впрочем, это не засчитывается.
Однако после своих универсальных пыток он получил… 10 лет по ОСО. Настолько сами жандармы не верили в
свои достижения.