Page 691 - Архипелаг ГУЛаг

Но скоро будет Омск, и неизбежен выход в люди, а значит, нужна бритва. Полная
беспомощность: без бритвы и без ножниц ничего не придумаешь, как избавиться от волос.
Хоть выщипывай по волосочку.
В лунную ночь мы увидели высокий курган над Иртышом. Подумали — сторожевой?
ермаковских времён! Взлезли посмотреть. И при луне увидели таинственный мёртвый город
из саманных домов. Тоже, наверно, от начала тридцатых… Что горит— жгли, саман—
рушили, кого привязывали к хвостам лошадей. Сюда туристы не ездят…
Дождя не было ни разу за все эти две недели. Но стали очень уже холодные ночи. Для
скорости грёб больше я, а Жданок сидел на корме и мёрз. И вот двадцатой ночью он стал
просить зажечь костёр и согреться кипятком. Я сажал его за вёсла, но он трясся в ознобе и
просил только костра.
В этом костре ему не мог отказать товарищ по побегу — Коля должен был понять и
отказаться сам. Но у Жданка это было, что он не мог бороться со своим желанием: как
когда–то схватил лепёшку со стола или как соблазняла его домашняя птица.
Он дрожал и просил костра. Но ведь вдоль Иртыша нас должны повсюду настороженно
ждать. Это удивительно, что мы до сих пор ни разу не пересеклись с конвоем. Что лунными
ночами на середине Иртыша они нас не заметили и не остановили.
Тут мы увидели на высоком берегу огонёк. Коля стал просить вместо костра зайти и
погреться. Это было ещё опаснее. Нельзя было соглашаться. Столько перетерпеть, столько
пройти — и для чего же? Но отказать я ему не мог, может, заболел. Асам он не отказывался.
При коптилке спали на полу казах и казашка. Вскочили, испугались. Я объясняю:
«Заболел вот у меня человек, дайте обогреться. Мы— командировочные, от Заготзерна. Нас
на лодке перевезли стой стороны». Говорит казах: «Ложитесь». Лёг Коля на какую–то
кошму, прилёг и я для виду. Это — первый наш кров за весь побег, но жжёт меня от него. Я
не только уснуть—я лежать не могу. Такое состояние, будто мы сами себя предали, сами
залезли в западню.
Старик вышел в одном нижнем (иначе б я за ним пошёл) и долго не идёт. Слышу— за
пологом шепчутся по–казахски. Это молодые. Спрашиваю: «Вы— кто? Бакенщики?» —
«Нет, мы— животноводческий совхоз имени Абая, первый в республике». Ну и местечко
выбрали, хуже быть не может! Где совхоз — там власть и милиция. Да ещё первый в
республике! Значит, стараются…
Жму руку Коле: «Я к лодке, догоняй. С портфелем». Вслух говорю: «Продукты–то мы
зря на берегу оставили». Выхожу в сени. Толкаю наружную дверь — заперта. Так, ясно.
Возвращаюсь, по тревоге дёрнул Колю и опять к двери. Дверь обивали плотники плохие,
внизу доска одна короче, туда просовываю руку и долго тянусь… — вот оно, колышком
снаружи подперто. Столкнул его.
Выхожу. Скорей к берегу. Лодка на месте. В полной луне стою и жду. Но Коли не
видно. Ах ты горе! Значит, нет воли у него встать. Согревается лишнюю минуту. Или
схватили. Надо идти выручать.
Поднимаюсь опять на обрыв. Ко мне от дома идут четверо, среди них—Жданок.
Плотно идут (или держат его?). Кричит: «Жора! (Опять «Жора»!) Иди сюда! Документы
требуют!» А портфеля, как я ему велел, в руках нет.
Подхожу. Новый с казахским акцентом спрашивает: «Ваши документы!» Держусь как
можно спокойнее: «А вы кто такой?» — «Я— комендант». — «Ну что ж, — говорю
поощрительно, — пойдёмте. Документы всегда проверить можно. Там, в доме, и свету
больше». Пошли в дом.
Я поднимаю медленно портфель с пола, подхожу к коптилке, примеряюсь, как лучше
отбиться и выскочить, асам заговариваю: «Документы всегда, пожалуйста. Документы
проверять— надо, у кого следует. Бдительность не мешает. У нас в Заготзерне тоже случай
был…» Уже за замок держусь— портфель расстегнуть. Сгрудились вокруг меня. Ка–ак
двину коменданта плечом влево, он— на старика, оба упали. Молодому— справа прямой в
челюсть. Визг, крики! Я — «Махмадэра!» — и с портфелем прыгаю в одну дверь, в другую.