Page 755 - Архипелаг ГУЛаг

Это подобно тому, как если бы поезд вёз вас не в ту сторону, куда вы хотите, и вы
решили бы соскочить с него, — вам пришлось бы соскакивать по ходу, а не против. В этом
инерция истории. Далеко не все хотели бы так, но разумность такой линии была сразу понята
и победила. Очень быстро по лагерю были развешаны крупные лозунги, хорошо читаемые с
вышек и от вахт:
«Да здравствует Советская Конституция!»
«Да здравствует Президиум ЦК!»
«Да здравствует советская власть!»
«Требуем приезда члена ЦК и пересмотра наших дел!»
«Долой убийц–бериевцев!»
«Жёны офицеров Степлага! Вам не стыдно быть жёнами убийц?»
Хотя большинству кенгирцев было отлично ясно, что все миллионные расправы,
далёкие и близкие, произошли под болотным солнцем этой конституции и утверждены этим
составом Политбюро, им ничего не оставалось, как писать — да здравствует эта конституция
и это Политбюро. И теперь, перечитывая лозунги, мятежные арестанты нащупали законную
твёрдость под ногами и стали успокаиваться: движение их— не безнадёжно.
А над столовой, где только что прошли выборы, поднялся видный всему посёлку флаг.
Он висел потом долго: белое поле, чёрная кайма, в середине красный санитарный крест. По
международному морскому коду флаг этот значил:
«Терпим бедствие. На борту— женщины и дети».
В Комиссию было избрано человек двенадцать во главе с Кузнецовым. Комиссия сразу
специализировалась и создала отделы:
— агитации и пропаганды (руководил им литовец Кнопмус, штрафник из Норильска
после тамошнего восстания);
— быта и хозяйства;
— питания;
— внутренней безопасности (Глеб Слученков);
— военный и
— технический, пожалуй самый удивительный в этом лагерном правительстве.
Бывшему майору Макееву были поручены контакты с начальством. В составе
Комиссии был и один из воровских паханов, он тоже чем–то ведал. Были и женщины
(очевидно: Шах–новская, экономист, партийная, уже седая; Супрун, пожилая учительница из
Прикарпатья; Люба Бершадская).
Вошли ли в эту Комиссию главные подлинные вдохновители восстания? Очевидно,
нет. Центры, а особенно украинский (во всём лагере русских было не больше четверти),
очевидно, остались сами по себе. Михаил Келлер, украинский партизан, с 1941 воевавший то
против немцев, то против советских, а в Кенгире публично зарубивший стукача, являлся на
заседания молчаливым наблюдателем от того штаба.
Комиссия открыто работала в канцелярии женского лагпункта, но Военный отдел
вынес свой командный пункт (полевой штаб) в баню 2–го лагпункта. Отделы принялись за
работу. Первые дни были особенно оживлёнными: надо было всё придумать и наладить.
Прежде всего надо было укрепиться. (Макеев, ожидавший неизбежного войскового
подавления, был против создания какой–либо обороны. На ней настояли Слученков и
Кнопмус.) Много самана образовалось от широких расчищенных проломов во внутренних
стенах. Из этого самана сделали баррикады против всех вахт, то есть выходов вовне (и
входов извне), которые остались во власти охранников и любой из которых в любую минуту
мог открыться для пропуска карателей. В достатке нашлись на хоздворе бухты колючей
проволоки. Из неё наматывали и разбрасывали на угрожаемых направлениях спирали Бруно.
Не упустили кое–где выставить и дощечки: «Осторожно! Минировано!»
А это была одна из первых затей Технического отдела. Вокруг работы отдела была
создана большая таинственность. В захваченном хоздворе Техотдел завёл секретные
помещения, на входе в которые нарисованы были череп, скрещенные кости и написано: