Page 757 - Архипелаг ГУЛаг

менее. Хотя на складе было продуктов на многие месяцы, Комиссия, посовещавшись,
решила оставить все прежние нормы на хлеб и другие продукты. Верноподданная боязнь
переесть казённый харч и потом отвечать за растрату! Как будто за столько голодных лет
государство не задолжало арестантам! Наоборот — почти смешной изворот: всё лагерное
начальство, оставшееся за зоной, должно было получать снабжение с хоздвора, а как же! — и
по их просьбе Комиссия допустила на хоздвор старшего лейтенанта Болтуш–кина
(невредного, бывшего фронтовика), ион регулярно отгружал продукты начальству, например
сухие фрукты, из расчёта норм для вольных— и зэки отпускали.
Лагерная бухгалтерия выписывала продукты в прежней норме, кухня получала, варила,
но в новом революционном воздухе не воровала сама, и не являлся посланец от блатных с
указанием носить для людей. И не наливалось лишнего черпака придуркам. И вдруг
оказалось, что из той же нормы — еды стало заметно больше!
И если блатные продавали вещи (то есть награбленные прежде в другом месте), то не
являлись тут же, по своему обыкновению, отбирать их назад. «Теперь не такое время», —
говорили они…
Даже ларьки от местного ОРСа продолжали торговать в зонах. Вольной инкассаторше
штаб обещал безопасность. Она без надзирателей допускалась в зону и здесь в
сопровождении двух девушек обходила все ларьки и собирала у продавцов их выручку—
боны. (Но боны, конечно, скоро кончились, дай новых товаров хозяева в зону не
пропускали.)
В руках у хозяев оставалось ещё три вида снабжения зоны: электричество, вода,
медикаменты. Воздухом распоряжались, как известно, не они. Медикаментов не дали в зону
за сорок дней ни порошка, ни капли йода. Электричество отрезали дня через два–три.
Водопровод— оставили.
Технический отдел начал борьбу за свет. Сперва придумали крючки на тонкой
проволоке забрасывать с силой на внешнюю линию, идущую за лагерной стеной, — итак
несколько дней воровали ток, пока щупальцы не были обнаружены и отрезаны. За это время
Техотдел успел испробовать ветряк и отказаться от него и стал на хоздворе (в укрытом месте
от прозора с вышек и от низко летающих самолётов У–2) монтировать
гидроэлектростанцию, работающую от… водопроводного крана. Мотор, бывший на
хоздворе, обратили в генератор и так стали питать телефонную лагерную сеть, освещение
штаба и… радиопередатчик! А в бараках светили лучины… Уникальная эта гидростанция
работала до последнего дня мятежа.
В самом начале мятежа генералы приходили в зону как хозяева (ну, не слишком–то
свободно по самой зоне, остерегались). Правда, нашёлся и Кузнецов: на первые переговоры
он велел вынести из морга убитых и громко скомандовал: «Головные уборы — снять!»
Обнажили головы зэки — и генералам тоже пришлось снять военные картузы перед своими
жертвами. Но инициатива осталась за гулаговским генералом Бочковым. Одобрив избрание
Комиссии («нельзя ж со всеми сразу разговаривать»), он потребовал, чтоб депутаты на
переговорах сперва рассказали о своём следственном деле (и Кузнецов стал длинно и, может
быть, охотно излагать своё); чтобы зэки при выступлениях непременно вставали. Когда
кто–то сказал: «Заключённые требуют…», Бочков с чувствительностью возразил:
«Заключённые могут только просить, а не требовать!» И установилась эта форма —
«заключённые просят».
На просьбы заключённых Бочков ответил лекцией о строительстве социализма,
небывалом подъёме народного хозяйства, об успехах китайской революции. Самодовольное
косое ввинчивание шурупа в мозг, отчего мы всегда слабеем и немеем… Он пришёл в зону,
чтобы разъяснить, почему применение оружия охраной было правильным (скоро они заявят,
что вообще никакой стрельбы по зоне не было, это ложь бандитов, и избиений тоже не
было). Он просто изумился, что смеют просить его нарушить «инструкцию о раздельном
содержании зэ–ка зэ–ка». (Они так говорят о своих инструкциях, будто это довечные и
домировые законы.)