Page 826 - Архипелаг ГУЛаг

пушкинской жизни: первое счастье — ссылка на юг, второе и высшее — ссылка в
Михайловское. И там–то надо было ему жить и жить, никуда не рваться. Какой рок тянул его
в Петербург? Какой рок толкал его жениться?..
Однако трудно человеческому сердцу остаться на пути разума. Трудно щепочке не
плыть туда, куда льёт вся вода.
Начался XX съезд. О речи Хрущёва мы долго ничего не знали (когда и начали читать её
в Кок–Тереке, то от ссыльных тайно, а мы узнавали от Би–Би–Си). Но и в открытой простой
газете довольно было мне слов Микояна: «это — первый ленинский съезд» за сколько–то
там лет. Я понял, что враг мой Сталин пал, а я, значит, подымаюсь.
И я— написал заявление о пересмотре.
А тут весною стали ссылку снимать со всей Пятьдесят Восьмой.
И, слабый, покинул я свою прозрачную ссылку. И поехал в мутный мир.
Что чувствует бывший зэк, переезжая с востока на запад Волгу, и потом целый день в
гремящем поезде по русским перелескам, — не входит в эту главу.
Летом в Москве я позвонил в прокуратуру: как там моя жалоба? Попросили
перезвонить — и дружелюбный простецкий голос следователя пригласил меня зайти на
Лубянку потолковать. В знаменитом бюро пропусков на Кузнецком Мосту мне велели ждать.
Так и подозревая, что чьи–то глаза уже следят за мной, уже изучают моё лицо, я, внутренне
напряжённый, внешне принял добродушное усталое выражение и якобы наблюдал за
ребёнком, совсем не забавно играющим посреди приёмной. Так и было: мой новый
следователь стоял в гражданском и следил за мной! Достаточно убедясь, что я — не
раскалённый враг, он подошёл и с большой приятностью повёл меня на Большую Лубянку.
Уже по дороге он сокрушался, как исковеркали (кто??) мне жизнь, лишили жены, детей. Но
душно–электрические коридоры Лубянки были всё те же, где водили меня обритого,
голодного, бессонного, без пуговиц, руки назад. — «Да что ж это за зверь вам такой попался,
следователь Езепов? Помню, был такой, его теперь разжаловали». (Наверно, сидит в
соседней комнате и бранит моего…) 498 «Я вот служил в морской контрразведке СМЕРШ, у
нас таких не бывало!» (От вас Рюмин вышел. У вас был Левшин, Либин.) Но я простодушно
ему киваю: да, конечно. Он даже смеётся над моими остротами 44–го года о Сталине: «Это
вы точно заметили!» Всё ему ясно, всё он одобряет, только вот одно его забеспокоило: в
«резолюции № 1» вы пишете: «выполнение всех этих задач невозможно без организации».
То есть что же: вы хотели создать организацию?
— Да не–ет! — уже заранее обдумал я этот вопрос. — «Организация» не в смысле
совокупности людей, а в смысле системы мероприятий, проводимых в государственном же
порядке.
— Ах ну да, ах ну да, в этом смысле! — радостно соглашается следователь.
Пронесло.
Он хвалит мои фронтовые рассказы, вшитые в дело как обличительный материал: «В
них же ничего антисоветского нет. Хотите— возьмите их, попробуйте напечатать». Но
голосом больным, почти предсмертным, я отказываюсь: «Что вы, я давно забыл о
литературе. Если я ещё проживу несколько лет, — мечтаю заняться физикой». (Цвет
времени! Вот так будем теперь с вами играть.)
Не плачь битый, плачь небитый! Хоть что–то должна была дать нам тюрьма. Хоть
умение держаться перед ЧКГБ.

Глава 7. ЗЭКИ НА ВОЛЕ

В этой книге была глава «Арест». Нужна ли теперь глава — «Освобождение»?

498 Потом другой зэк написал мне: к 1950 Езепов был подполковник и начальник отделения. В 1978 из
гебистской книжки я узнал, что он— на почётной пенсии, заслуженно отдыхает.