Page 823 - Архипелаг ГУЛаг

После ссылок, описанных выше, нашу кок–терекскую, как и всю южно–казахстанскую
и киргизскую, следует признать льготной. Поселяли тут в обжитых посёлках, то есть при
воде и на почве не самой бесплодной (в долине Чу, в Курдайском районе— даже щедро
плодородной). Очень многие попадали в города (Джамбул, Чимкент, Таласе, даже Алма–Ату
и Фрунзе), и бесправие их не отличалось ощутительно от прав остальных горожан. В тех
городах недороги были продукты и легко находилась работа, особенно в индустриальных
посёлках, при равнодушии местного населения к промышленности, ремёслам и
интеллектуальным профессиям. Но и те, кто попадал в сельские местности, не все и не
сурово загонялись в колхозы. В нашем Кок–Тереке было 4 тысячи человек, большинство —
ссыльных, но в колхоз входили только казахские кварталы. Всем остальным удавалось или
устраиваться при МТС или кем–то числиться, хоть на ничтожной зарплате, — а жили они
двадцатью пятью сотками поливного огорода, коровой, свиньями, овечками. Показательно,
что группа западных украинцев, жившая у нас (административно–ссыльные после
пятилетних лагерных сроков) и тяжело работавшая на саманном строительстве в местной
стройконторе, находила свою жизнь на здешней глинистой, сгорающей при редких поливах,
но зато бесколхозной земле настолько привольнее колхозной жизни на любимой цветущей
Украине, что, когда вышло им освобождение, — все они остались тут навсегда.
Ленива была в Кок–Тереке и оперчасть — спасительный частный случай
общеказахской лени. Были среди нас кто–то и стукачи, однако мы их не ощущали и от них
не страдали.
Но главная причина их бездействия и мягчеющего режима была— наступление
хрущёвской эпохи. Ослабевшими от многочленной передачи толчками и колыханиями
докатывалась она и до нас.
Сперва— обманно: «ворошиловской» амнистией (так прозвал её Архипелаг, хотя
издала её— Семибоярщина). Сталинское издевательство над политическими 7 июля 1945
года было непрочным забытым уроком. Как и в лагерях, в ссылке постоянно цвели шёпотные
параши об амнистии. Удивительна эта способность тупой веры! — Н.Н.Грекова, например,
после 15 лет мытарств, повторница, на саманной стене своей хатёнки держала портрет
ясноглазого Ворошилова— и верила, что от него придёт чудо. Что ж, чудо пришло! —
именно за подписью Ворошилова посмеялось над нами правительство ещё раз— 27 марта
1953 года.
Собственно, нельзя было сочинить внешнего разумного оправдания, почему именно в
марте 1953 года в потрясённой от скорби стране потрясённые от скорби правители должны
были выпустить на свободу преступников, — разве только проникнувшись чувством
бренности бытия? Похоронив Сталина, искали себе популярности, объяснили же: «в связи с
искоренением преступности в нашей стране» (но кто ж тогда сидит? тогда и выпускать бы
некого!). Однако, находясь по–прежнему в сталинских шорах и рабски думая всё в том же
направлении, амнистию дали шпане и бандитам, а Пятьдесят Восьмой— лишь «до пяти лет
включительно». Посторонний, по нравам порядочного государства, мог бы подумать, что «до
пяти лет» — это три четверти политических пойдёт домой. На самом деле лишь 1–2
процента из нашего брата имели такой детский срок. (Зато саранчой напустили воров на
местных жителей, и лишь нескоро и с натугой пересажала милиция амнистированных
бандитов опять в тот же загон.)
Интересно отозвалась амнистия в нашей ссылке. Как раз тут и находились давно те, кто
успел в своё время отбыть детский пятилетний срок, но не был отпущен домой, а бессудно
отправлен в ссылку. В Кок–Тереке были такие одинокие бабки и старики с Украины, из
Новгородья — самый мирный и несчастный народ. Они очень оживились после амнистии,
ждали отправки домой. Но месяца через два пришло привычно жёсткое разъяснение:
поскольку ссылка их (дополнительная, бессудная) дана им не пятилетняя, а вечная, то
вызвавший эту ссылку их прежний пятилетний судебный срок тут ни при чём и под
амнистию они не подпадают… — А Тоня Казачук была вовсе вольная, приехала с Украины к