Page 374 - Рассказы

расскажу сейчас один случай, очень характеризующий славных неаполитанцев…
Пришло в Неаполь однажды какое-то русское судно. Матрос, отпросившись на берег,
стал бродить по городу, дивясь на незнакомую обстановку, пока не наткнулся на
кинематограф. Бедняге вятичу или костромичу, взятому от сохи, никогда не приходилось
видеть раньше кинематографа, и он решил посмотреть. Купил билет, сел. Просмотрел всю
программу – пришел в такой восторг, что остался снова ее смотреть… Билета с него второй
раз не спросили, но покосились… Просмотрел второй раз программу… Восхищение его
было так велико, что он остался и на третий раз. Тут уж хозяин не выдержал – потребовал,
чтобы матросик взял второй билет. Матросик заспорил и, по незнанию ли итальянского
языка или по чему другому – но дал хозяину зуботычину. Поднялся крик – матросика
схватили и потащили в полицию.
Итальянская толпа любопытна до истерики. Увидели, что ведут чужеземца в полицию,
заинтересовались:
– За что? Что сделал?
Хозяин кинематографа рассказал; «смотрел, дескать, человек программу два раза, да
еще хотел и в третий раз смотреть. А деньги за билет уплатить отказался, да, кроме того,
когда его стали выводить – вступил в драку».
Посмотрели неаполитанцы на матросика.
– Знаете что, – обращаются к полицейским и хозяину. – Отпустите вы его.
– Как так, отпустите?
– Ну, чего там… Бедный человек, видит кинематограф впервые, обрадовался, что
дорвался, – за что его в полицию?
– В самом деле, отпустите его.
Толпа загудела – сначала просительно, потом – не просительно.
– Отпустите этого человека! Отпустите его! – гудела вся улица.
Итальянская толпа шутить не любит. Просят, значит, надо сделать.
– Ну, Бог с тобой, – согласился кинематографщик. – Ступай! Отпустите его, я ничего
против него не имею.
Торжествующая толпа бросилась качать кинематографщика, полицейских; потом
устроила овацию матросику, подхватила его на руки и с веселым пеньем и плясками повела в
ближайший кинематограф.
Ввалились, просмотрели программу, подхватили опять матросика на руки и с той же
восторженностью повлекли в другой кинематограф, оттуда в третий, четвертый, и так до
самого вечера, пока несчастный матросик не взмолился:
– Братцы, отпустите меня! Тошнит меня от него…
Вот и вся история. Но сколько в ней неожиданности, добродушия и милой шутки. Ко
всякому поводу придерется неаполитанец, чтобы погорланить, повеселиться и поплясать.
До сих пор не могу сказать точно, – какое впечатление произвели мы на Максима
Горького.
Говорю это потому, что знаю – порознь каждый из нас сносный человек, но все мы in
corpore – представляем собою потрясающее зрелище. Человек с самыми крепкими нервами
выносит пребывание в нашей компании не больше двух-трех часов. Шутки и веселье
хороши, как приправа, но если устроить человеку обед из трех блюд: на первое соль, на
второе горчица и на третье уксус – он на половине обеда взвоет и сбежит.
Однажды ехали мы из Петрограда в Москву – Крысаков, Мифасов и я. В
четырехместное купе к нам сел какой-то сумрачный старик. Он начал сурово
прислушиваться к нашему разговору… Постепенно морщины на его лице стали
разглаживаться, через пять минут он стал усмехаться, а через полчаса хохотал как
сумасшедший, радуясь, что попал в такую хорошую компанию. В начале второго часа смех
его заменился легкой, немного усталой усмешкой, в середине второго часа усмешка сбежала
с лица, и весь он осунулся, со страхом поглядывая на нашу компанию, а к исходу второго
часа – схватил свои вещи и в ужасе убежал отыскивать другое купе.