Page 112 - Белая гвардия

Потом вся тупая и злая боль вытекла из головы, стекла с висков в ее мягкие руки, а по
ним и по ее телу — в пол, крытый пыльным пухлым ковром, и там погибла. Вместо боли
по всему телу разливался ровный, приторный жар. Рука онемела и стала тяжелой, как
чугунная, поэтому он и не шевелил ею, а лишь закрыл глаза и отдался на волю жару.
Сколько времени он так пролежал, сказать бы он не сумел: может быть, пять минут, а
может быть, и много часов. Но, во всяком случае, ему казалось, что так лежать можно
было бы всю вечность, в огне. Когда он открыл глаза тихонько, чтобы не вспугнуть
сидящую возле него, он увидел прежнюю картину: ровно, слабо горела лампочка под
красным абажуром, разливая мирный свет, и профиль женщины был бессонный близ
него. По-детски печально оттопырив губы, она смотрела в окно. Плывя в жару, Турбин
шевельнулся, потянулся к ней…
— Наклонитесь ко мне, — сказал он. Голос его стал сух, слаб, высок. Она повернулась к
нему, глаза ее испуганно насторожились и углубились в тенях. Турбин закинул правую
руку за шею, притянул ее к себе и поцеловал в губы. Ему показалось, что он
прикоснулся к чему-то сладкому и холодному. Женщина не удивилась поступку Турбина.
Она только пытливее вглядывалась в лицо. Потом заговорила:

— Ох, какой жар у вас. Что же мы будем делать? Доктора нужно позвать, но как же это
сделать?..

— Не надо, — тихо ответил Турбин, — доктор не нужен. Завтра я поднимусь и пойду
домой.

— Я так боюсь, — шептала она, — что вам сделается плохо. Чем тогда я помогу. Не течет
больше? Она неслышно коснулась забинтованной руки.

— Нет, вы не бойтесь, ничего со мной не сделается. Идите спать.
— Не пойду, — ответила она и погладила его по руке. — Жар, — повторила она.

Он не выдержал и опять обнял ее и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Он
притягивал ее до тех пор, пока она совсем не склонилась и не прилегла к нему. Тут он
ощутил сквозь свой больной жар живую и ясную теплоту ее тела.

— Лежите и не шевелитесь, — прошептала она, — а я буду вам гладить голову.

Она протянулась с ним рядом, и он почувствовал прикосновение ее коленей. Рукой она
стала водить от виска к волосам. Ему стало так хорошо, что он думал только об одном,
как бы не заснуть.

И вот он заснул. Спал долго, ровно и сладко. Когда проснулся, узнал, что плывет в лодке
по жаркой реке, что боли все исчезли, а за окошком ночь медленно бледнеет да
бледнеет. Не только в домике, но во всем мире и Городе была полная тишина. Стеклянно
жиденько-синий свет разливался в щелях штор. Женщина, согревшаяся и печальная,
спала рядом с Турбиным. И он заснул.

Утром, около девяти часов, случайный извозчик у вымершей Мало-Провальной принял
двух седоков — мужчину в черном штатском, очень бледного, и женщину. Женщина,
бережно поддерживая мужчину, цеплявшегося за ее рукав, привезла его на
Алексеевский спуск. Движения на Спуске не было. Только у подъезда №13 стоял
извозчик, только что высадивший странного гостя с чемоданом, узлом и клеткой.