Page 114 - Белая гвардия

— Здоровеньки булы, пане добродзию, — сказал Мышлаевский ядовитым шепотом и
расставил ноги. Шервинский, густо-красный, косил глазом. Черный костюм сидел на нем
безукоризненно; белье чудное и галстук бабочкой; на ногах лакированные ботинки.
«Артист оперной студии Крамского». Удостоверение в кармане. — Чому ж це вы без
погон?.. — продолжал Мышлаевский. — «На Владимирской развеваются русские флаги…
Две дивизии сенегалов в одесском порту и сербские квартирьеры… Поезжайте, господа
офицеры, на Украину и формируйте части»… за ноги вашу мамашу!..
— Чего ты пристал?.. — ответил Шервинский. — Я, что ль, виноват?.. При чем здесь я?..
Меня самого чуть не убили. Я вышел из штаба последним ровно в полдень, когда с
Печерска показались неприятельские цепи.
— Ты — герой, — ответил Мышлаевский, — но надеюсь, что его сиятельство,
главнокомандующий, успел уйти раньше…
Равно как и его светлость, пан гетман… его мать… Льщу себя надеждой, что он в
безопасном месте… Родине нужны их жизни. Кстати, не можешь ли ты мне указать, где
именно они находятся?
— Зачем тебе?

— Вот зачем. — Мышлаевский сложил правую руку в кулак и постучал ею по ладони
левой. — Ежели бы мне попалось это самое сиятельство и светлость, я бы одного взял за
левую ногу, а другого за правую, перевернул бы и тюкал бы головой о мостовую до тех
пор, пока мне это не надоело бы. А вашу штабную ораву в сортире нужно утопить…

Шервинский побагровел.
— Ну, все-таки ты поосторожней, пожалуйста, — начал он, — полегче… Имей в виду, что
князь и штабных бросил. Два его адъютанта с ним уехали, а остальные на произвол
судьбы.

— Ты знаешь, что сейчас в музее сидит тысяча человек наших, голодные, с пулеметами…
Ведь их петлюровцы, как клопов, передушат… Ты знаешь, как убили полковника Ная?..
Единственный был…

— Отстань от меня, пожалуйста!.. — не на шутку сердясь, крикнул Шервинский. — Что
это за тон?.. Я такой же офицер, как и ты!

— Ну, господа, бросьте, — Карась вклинился между Мышлаевским и Шервинским, —
совершенно нелепый разговор. Что ты в самом деле лезешь к нему… Бросим, это ни к
чему не ведет…

— Тише, тише, — горестно зашептал Николка, — к нему слышно…
Мышлаевский сконфузился, помялся.

— Ну, не волнуйся, баритон. Это я так… Ведь сам понимаешь…
— Довольно странно…

— Позвольте, господа, потише… — Николка насторожился и потыкал ногой в пол. Все
прислушались. Снизу из квартиры Василисы донеслись голоса. Глуховато расслышали,
что Василиса весело рассмеялся и немножко истерически как будто. Как будто в ответ,
что-то радостно и звонко прокричала Ванда. Потом поутихло. Еще немного и глухо
побубнили голоса.

— Ну, вещь поразительная, — глубокомысленно сказал Николка, — у Василисы гости…
Гости. Да еще в такое время. Настоящее светопреставление.

— Да, тип ваш Василиса, — скрепил Мышлаевский.

Это было около полуночи, когда Турбин после впрыскивания морфия уснул, а Елена