Page 114 - Белая гвардия
P. 114

— Здоровеньки булы, пане добродзию, — сказал Мышлаевский ядовитым шепотом и
                расставил ноги. Шервинский, густо-красный, косил глазом. Черный костюм сидел на нем
                безукоризненно; белье чудное и галстук бабочкой; на ногах лакированные ботинки.
                «Артист оперной студии Крамского». Удостоверение в кармане. — Чому ж це вы без
                погон?.. — продолжал Мышлаевский. — «На Владимирской развеваются русские флаги…
                Две дивизии сенегалов в одесском порту и сербские квартирьеры… Поезжайте, господа
                офицеры, на Украину и формируйте части»… за ноги вашу мамашу!..
                — Чего ты пристал?.. — ответил Шервинский. — Я, что ль, виноват?.. При чем здесь я?..
                Меня самого чуть не убили. Я вышел из штаба последним ровно в полдень, когда с
                Печерска показались неприятельские цепи.
                — Ты — герой, — ответил Мышлаевский, — но надеюсь, что его сиятельство,
                главнокомандующий, успел уйти раньше…
                Равно как и его светлость, пан гетман… его мать… Льщу себя надеждой, что он в
                безопасном месте… Родине нужны их жизни. Кстати, не можешь ли ты мне указать, где
                именно они находятся?
                — Зачем тебе?

                — Вот зачем. — Мышлаевский сложил правую руку в кулак и постучал ею по ладони
                левой. — Ежели бы мне попалось это самое сиятельство и светлость, я бы одного взял за
                левую ногу, а другого за правую, перевернул бы и тюкал бы головой о мостовую до тех
                пор, пока мне это не надоело бы. А вашу штабную ораву в сортире нужно утопить…

                Шервинский побагровел.
                — Ну, все-таки ты поосторожней, пожалуйста, — начал он, — полегче… Имей в виду, что
                князь и штабных бросил. Два его адъютанта с ним уехали, а остальные на произвол
                судьбы.

                — Ты знаешь, что сейчас в музее сидит тысяча человек наших, голодные, с пулеметами…
                Ведь их петлюровцы, как клопов, передушат… Ты знаешь, как убили полковника Ная?..
                Единственный был…

                — Отстань от меня, пожалуйста!.. — не на шутку сердясь, крикнул Шервинский. — Что
                это за тон?.. Я такой же офицер, как и ты!

                — Ну, господа, бросьте, — Карась вклинился между Мышлаевским и Шервинским, —
                совершенно нелепый разговор. Что ты в самом деле лезешь к нему… Бросим, это ни к
                чему не ведет…

                — Тише, тише, — горестно зашептал Николка, — к нему слышно…
                Мышлаевский сконфузился, помялся.

                — Ну, не волнуйся, баритон. Это я так… Ведь сам понимаешь…
                — Довольно странно…

                — Позвольте, господа, потише… — Николка насторожился и потыкал ногой в пол. Все
                прислушались. Снизу из квартиры Василисы донеслись голоса. Глуховато расслышали,
                что Василиса весело рассмеялся и немножко истерически как будто. Как будто в ответ,
                что-то радостно и звонко прокричала Ванда. Потом поутихло. Еще немного и глухо
                побубнили голоса.

                — Ну, вещь поразительная, — глубокомысленно сказал Николка, — у Василисы гости…
                Гости. Да еще в такое время. Настоящее светопреставление.

                — Да, тип ваш Василиса, — скрепил Мышлаевский.



                Это было около полуночи, когда Турбин после впрыскивания морфия уснул, а Елена
   109   110   111   112   113   114   115   116   117   118   119