Page 49 - Белая гвардия

лился последний жиденький светик, молвил:
— Настроение?

Опять заговорил Мышлаевский:
— Кхм… кхм… Гробы напортили. Студентики смутились. На них дурно влияет. Через
решетку видели.
Студзинский метнул на него черные упорные глаза.

— Потрудитесь поднять настроение.
И шпоры зазвякали, расходясь.

— Юнкер Павловский! — загремел в цейхгаузе Мышлаевский, как Радамес в «Аиде».
— Павловского… го!.. го!.. го!! — ответил цейхгауз каменным эхом и ревом юнкерских
голосов.
— И'я!

— Алексеевского училища?
— Точно так, господин поручик.

— А ну-ка, двиньте нам песню поэнергичнее. Так, чтобы Петлюра умер, мать его душу…
Один голос, высокий и чистый, завел под каменными сводами:

Артиллеристом я рожден…
Тенора откуда-то ответили в гуще штыков:

В семье бригадной я учился.
Вся студенческая гуща как-то дрогнула, быстро со слуха поймала мотив, и вдруг,
стихийным басовым хоралом, стреляя пушечным эхам, взорвало весь цейхгауз:
Ог-неем-ем картечи я крещенИ буйным бархатом об-ви-и-и-ился.Огне-е-е-е-е-е-ем…

Зазвенело в ушах, в патронных ящиках, в мрачных стеклах, в головах, и какие-то
забытые пыльные стаканы на покатых подоконниках тряслись и звякали…

И за канаты тормозныеМеня качали номера.
Студзинский, выхватив из толпы шинелей, штыков и пулеметов двух розовых
прапорщиков, торопливым шепотом отдавал им приказание:
— Вестибюль… сорвать кисею… поживее…

И прапорщики унеслись куда-то.
Идут и поютЮнкера гвардейской школы!Трубы, литавры,Тарелки звенят!!

Пустая каменная коробка гимназии теперь ревела и выла в страшном марше, и крысы
сидели в глубоких норах, ошалев от ужаса.

— Ать… ать!.. — резал пронзительным голосом рев Карась.
— Веселей!.. — прочищенным голосом кричал Мышлаевский. — Алексеевцы, кого
хороните?..

Не серая, разрозненная гусеница, а

Модистки! кухарки! горничные! прачки!!Вслед юнкерам уходящим глядят!!! —
одетая колючими штыками валила по коридору шеренга, и пол прогибался и гнулся под