Page 51 - Белая гвардия
P. 51

Дикое изумление разбило Студзинского, глаза его неприличнейшим образом
                выкатились на господина полковника. Рот раскрылся.

                — Господин полковник… — все ударения у Студзинского от волнения полезли на
                предпоследний слог, — разрешите доложить. Это невозможно. Единственный способ
                сохранить сколько-нибудь боеспособным дивизион — это задержать его на ночь здесь.
                Господин полковник тут же, и очень быстро, обнаружил новое свойство —
                великолепнейшим образом сердиться. Шея его и щеки побурели и глаза загорелись.

                — Капитан, — заговорил он неприятным голосом, — я вам в ведомости прикажу
                выписать жалование не как старшему офицеру, а как лектору, читающему командирам
                дивизионов, и это мне будет неприятно, потому что я полагал, что в вашем лице я буду
                иметь именно опытного старшего офицера, а не штатского профессора. Ну-с, так вот:
                лекции мне не нужны. Паа-прошу вас советов мне не давать! Слушать, запоминать. А
                запомнив — исполнять!
                И тут оба выпятились друг на друга.

                Самоварная краска полезла по шее и щекам Студзинского, и губы его дрогнули. Как-то
                скрипнув горлом, он произнес:

                — Слушаю, господин полковник.
                — Да-с, слушать. Распустить по домам. Приказать выспаться, и распустить без оружия, а
                завтра чтобы явились в семь часов. Распустить, и мало этого: мелкими партиями, а не
                взводными ящиками, и без погон, чтобы не привлекать внимания зевак своим
                великолепием.

                Луч понимания мелькнул в глазах Студзинского, а обида в них погасла.
                — Слушаю, господин полковник.

                Господин полковник тут резко изменился.
                — Александр Брониславович, я вас знаю не первый день как опытного и боевого
                офицера. Но ведь и вы меня знаете? Стало быть, обиды нет? Обиды в такой час
                неуместны. Я неприятно сказал — забудьте, ведь вы тоже…

                Студзинский залился густейшей краской.
                — Точно так, господин полковник, я виноват.

                — Ну-с, и отлично. Не будем же терять времени, чтобы их не расхолаживать. Словом, все
                на завтра. Завтра яснее будет видно. Во всяком случае, скажу заранее: на орудия —
                внимания ноль, имейте в виду — лошадей не будет и снарядов тоже. Стало быть, завтра с
                утра стрельба из винтовок, стрельба и стрельба. Сделайте мне так, чтобы дивизион
                завтра к полудню стрелял, как призовой полк. И всем опытным юнкерам — гранаты.
                Понятно?
                Мрачнейшие тени легли на Студзинского. Он напряженно слушал.

                — Господин полковник, разрешите спросить?
                — Знаю-с, что вы хотите спросить. Можете не спрашивать. Я сам вам отвечу — погано-с,
                бывает хуже, но редко. Теперь понятно?

                — Точно так!

                — Ну, так вот-с, — Малышев очень понизил голос, — понятно, что мне не хочется
                остаться в этом каменном мешке на подозрительную ночь и, чего доброго, угробить
                двести ребят, из которых сто двадцать даже не умеют стрелять!

                Студзинский молчал.
                — Ну так вот-с. А об остальном вечером. Все успеем. Валите к дивизиону.
   46   47   48   49   50   51   52   53   54   55   56