Page 50 - Белая гвардия

хрустом ног. По бесконечному коридору и во второй этаж в упор на гигантский, залитый
светом через стеклянный купол вестибюль шла гусеница, и передние ряды вдруг начали
ошалевать.
На кровном аргамаке, крытом царским вальтрапом с вензелями, поднимая аргамака на
дыбы, сияя улыбкой, в треуголке, заломленной с поля, с белым султаном, лысоватый и
сверкающий Александр вылетал перед артиллеристами. Посылая им улыбку за улыбкой,
исполненные коварного шарма, Александр взмахивал палашом и острием его указывал
юнкерам на Бородинские полки. Клубочками ядер одевались Бородинские поля, и
черной тучей штыков покрывалась даль на двухсаженном полотне.

…ведь были ж…схватки боевые?!
— Да говорят… — звенел Павловский.
Да говорят, еще какие!! —

гремели басы.

Не да-а-а-а-ром помнит вся РоссияПро день Бородина!!
Ослепительный Александр несся на небо, и оборванная кисея, скрывавшая его целый
год, лежала валом у копыт его коня.
— Императора Александра Благословенного не видели, что ли? Ровней, ровней! Ать. Ать.
Леу. Леу! — выл Мышлаевский, и гусеница поднималась, осаживая лестницу грузным
шагом александровской пехоты. Мимо победителя Наполеона левым плечом прошел
дивизион в необъятный двусветный актовый зал и, оборвав песню, стал густыми
шеренгами, колыхнув штыками. Сумрачный белесый свет царил в зале, и мертвенными,
бледными пятнами глядели в простенках громадные, наглухо завешенные портреты
последних царей.

Студзинский попятился и глянул на браслет-часы. В это мгновение вбежал юнкер и что-
то шепнул ему.

— Командир дивизиона, — расслышали ближайшие.
Студзинский махнул рукой офицерам. Те побежали между шеренгами и выровняли их.
Студзинский вышел в коридор навстречу командиру.

Звеня шпорами, полковник Малышев по лестнице, оборачиваясь и косясь на Александра,
поднимался ко входу в зал. Кривая кавказская шашка с вишневым темляком болталась у
него на левом бедре. Он был в фуражке черного буйного бархата и длинной шинели с
огромным разрезом назади. Лицо его было озабочено. Студзинский торопливо подошел к
нему и остановился, откозыряв.

Малышев спросил его:

— Одеты?
— Так точно. Все приказания исполнены.

— Ну, как?
— Драться будут. Но полная неопытность. На сто двадцать юнкеров восемьдесят
студентов, не умеющих держать в руках винтовку.

Тень легла на лицо Малышева. Он помолчал.

— Великое счастье, что хорошие офицеры попались, — продолжал Студзинский, — в
особенности этот новый, Мышлаевский. Как-нибудь справимся.
— Так-с. Ну-с, вот что: потрудитесь, после моего смотра, дивизион, за исключением
офицеров и караула в шестьдесят человек из лучших и опытнейших юнкеров, которых вы
оставите у орудий, в цейхгаузе и на охране здания, распустить по домам с тем, чтобы
завтра в семь часов утра весь дивизион был в сборе здесь.