Page 52 - Белая гвардия

И они вошли в зал.
— Смир-р-р-р-но! Га-сааа офицеры! — прокричал Студзинский.

— Здравствуйте, артиллеристы!
Студзинский из-за спины Малышева, как беспокойный режиссер, взмахнул рукой, и
серая колючая стена рявкнула так, что дрогнули стекла.
— Здра…рра…жла…гсин… полковник…

Малышев весело оглядел ряды, отнял руку от козырька и заговорил:
— Бесподобно… Артиллеристы! Слов тратить не буду, говорить не умею, потому что на
митингах не выступал, и потому скажу коротко. Будем мы бить Петлюру, сукина сына, и,
будьте покойны, побьем. Среди вас владимировцы, константиновцы, алексеевцы, орлы их
ни разу еще не видали от них сраму. А многие из вас воспитанники этой знаменитой
гимназии. Старые ее стены смотрят на вас. И я надеюсь, что вы не заставите краснеть за
вас. Артиллеристы мортирного дивизиона! Отстоим Город великий в часы осады
бандитом. Если мы обкатим этого милого президента шестью дюймами, небо ему
покажется не более, чем его собственные подштанники, мать его душу через семь
гробов!!!

— Га…а-а… Га-а… — ответила колючая гуща, подавленная бойкостью выражений
господина полковника.

— Постарайтесь, артиллеристы!
Студзинский опять, как режиссер из-за кулис, испуганно взмахнул рукой, и опять
громада обрушила пласты пыли своим воплем, повторенным громовым эхом:
Ррр…Ррррр…Стра…Рррррр!!!

Через десять минут в актовом зале, как на Бородинском поле, стали сотни ружей в
козлах. Двое часовых зачернели на концах поросшей штыками паркетной пыльной
равнины. Где-то в отдалении, внизу, стучали и перекатывались шаги торопливо
расходившихся, согласно приказу, новоявленных артиллеристов. В коридорах что-то
ковано гремело и стучало, и слышались офицерские выкрики — Студзинский сам
разводил караулы. Затем неожиданно в коридорах запела труба. В ее рваных,
застоявшихся звуках, летящих по всей гимназии, грозность была надломлена, а слышна
явственная тревога и фальшь. В коридоре над пролетом, окаймленном двумя рамками
лестницы в вестибюль, стоял юнкер и раздувал щеки. Георгиевские потертые ленты
свешивались с тусклой медной трубы. Мышлаевский, растопырив ноги циркулем, стоял
перед трубачом и учил, и пробовал его.
— Не доносите… Теперь так, так. Раздуйте ее, раздуйте. Залежалась, матушка. А ну-ка,
тревогу.
«Та-та-там-та-там», — пел трубач, наводя ужас и тоску на крыс.

Сумерки резко ползли в двусветный зал. Перед полем в козлах остались Малышев и
Турбин. Малышев как-то хмуро глянул на врача, но сейчас же устроил на лице
приветливую улыбку.
— Ну-с, доктор, у вас как? Санитарная часть в порядке?
— Точно так, господин полковник.

— Вы, доктор, можете отправляться домой. И фельдшеров отпустите. И таким образом:
фельдшера пусть явятся завтра в семь часов утра, вместе с остальными… А вы…
(Малышев подумал, прищурился.) Вас попрошу прибыть сюда завтра в два часа дня. До
тех пор вы свободны. (Малышев опять подумал.) И вот что-с: погоны можете пока не
надевать. (Малышев помялся.) В наши планы не входит особенно привлекать к себе
внимание. Одним словом, завтра прошу в два часа сюда.