Page 80 - Белая гвардия
P. 80

— Что это значит? — сердито спросил Турбин.
                Извозчик так натянул вожжи, что чуть не свалился Турбину на колени. Совершенно
                красное лицо качалось у оглобли, держась за вожжу и по ней пробираясь к сиденью. На
                дубленом полушубке поблескивали смятые прапорщичьи погоны. Турбина на расстоянии
                аршина обдал тяжелый запах перегоревшего спирта и луку. В руках прапорщика
                покачивалась винтовка.
                — Пав… пав… паварачивай, — сказал красный пьяный, — выса… высаживай
                пассажира… — Слово «пассажир» вдруг показалось красному смешным, и он хихикнул.
                — Что это значит? — сердито повторил Турбин, — вы не видите, кто едет? Я на сборный
                пункт. Прошу оставить извозчика. Трогай!
                — Нет, не трогай… — угрожающе сказал красный и только тут, поморгав глазами,
                заметил погоны Турбина. — А, доктор, ну, вместе… и я сяду…

                — Нам не по дороге… Трогай!

                — Па… а-звольте…
                — Трогай!

                Извозчик, втянув голову в плечи, хотел дернуть, но потом раздумал; обернувшись, он
                злобно и боязливо покосился на красного. Но тот вдруг отстал сам, потому что заметил
                пустого извозчика. Пустой хотел уехать, но не успел. Красный обеими руками поднял
                винтовку и погрозил ему. Извозчик застыл на месте, и красный, спотыкаясь и икая,
                поплелся к нему.

                — Знал бы, за пятьсот не поехал, — злобно бурчал извозчик, нахлестывая круп клячи, —
                стрельнет в спину, что ж с него возьмешь?
                Турбин мрачно молчал.

                «Вот сволочь… такие вот позорят все дело», — злобно думал он.

                На перекрестке у оперного театра кипела суета и движение. Прямо посредине на
                трамвайном пути стоял пулемет, охраняемый маленьким иззябшим кадетом, в черной
                шинели и наушниках, и юнкером в сером. Прохожие, как мухи, кучками лепились по
                тротуару, любопытно глядя на пулемет. У аптеки, на углу, Турбин уже в виду музея
                отпустил извозчика.

                — Прибавить надо, ваше высокоблагородие, — злобно и настойчиво говорил извозчик, —
                знал бы, не поехал бы. Вишь, что делается!
                — Будет.

                — Детей зачем-то ввязали в это… — послышался женский голос.
                Тут только Турбин увидал толпу вооруженных у музея. Она колыхалась и густела.
                Смутно мелькнули между полами шинелей пулеметы на тротуаре. И тут кипуче
                забарабанил пулемет на Печерске.

                Вра… вра… вра… вра… вра… вра… вра…
                «Чепуха какая-то уже, кажется, делается», — растерянно думал Турбин и, ускорив шаг,
                направился к музею через перекресток.
                «Неужели опоздал?.. Какой скандал… Могут подумать, что я сбежал…»

                Прапорщики, юнкера, кадеты, очень редкие солдаты волновались, кипели и бегали у
                гигантского подъезда музея и у боковых разломанных ворот, ведущих на плац
                Александровской гимназии. Громадные стекла двери дрожали поминутно, двери
                стонали, и в круглое белое здание музея, на фронтоне которого красовалась золотая
                надпись:

                «На благое просвещение русского народа», вбегали вооруженные, смятые и
   75   76   77   78   79   80   81   82   83   84   85