Page 132 - Чевенгур
P. 132

мести хвостом пыль на полу.
                     — Ты,  должно  быть,  бедняцкая,  а  не  буржуйская  собака! —  полюбил  Жучка
               Чепурный. — Ты сроду крупчатки не ела — теперь живи в Чевенгуре.
                     На  дворе  закричали  еще  два  петуха.  «Значит,  три  птицы  у  нас  есть, —  подсчитал
               Чепурный, — и одна голова скотины».
                     Выйдя из горницы дома, Чепурный сразу озяб на воздухе и увидел другой Чевенгур:
               открытый прохладный город, освещенный серым светом еще далекого солнца; в его домах
               было жить не страшно, а по его улицам можно ходить, потому что травы росли по-прежнему
               и  тропинки  лежали  в  целости.  Свет  утра  расцветал  в  пространстве  и  разъедал  вянущие
               ветхие тучи.
                     — Значит, солнце будет нашим! — И Чепурный жадно показал на восток.
                     Две  безымянные  птицы  низко  пронеслись  над  Японцем  и  сели  на  забор,  потряхивая
               хвостиками.
                     — И вы с нами?! — приветствовал птиц Чепурный и бросил им из кармана горсть сора
               и табака: — Кушайте, пожалуйста!
                     Чепурный теперь уже хотел спать и ничего не стыдился. Он шел к кирпичному общему
               дому,  где  лежали  десять  товарищей,  но  его  встретили  четыре  воробья  и  перелетели  из-за
               предрассудка осторожности на плетень.
                     — На вас я надеялся! — сказал воробьям Чепурный. — Вы наша кровная птица, только
               бояться теперь ничего не следует — буржуев нету: живите, пожалуйста!
                     В  кирпичном  доме  горел  огонь:  двое  спали,  а  восьмеро  лежали  и  молча  глядели  в
               высоту над собой; лица их были унылы и закрыты темной задумчивостью.
                     — Чего  ж  вы  не  спите? —  спросил  восьмерых  Чепурный. —  Завтра  у  нас  первый
               день, — уже солнце встало, птицы к нам летят, а вы лежите от испуга зря…
                     Чепурный лег на солому, подкутал под себя шинель и смолк в теплоте и забвении. За
               окном уже подымалась роса навстречу обнаженному солнцу, не изменившему чевенгурским
               большевикам и восходящему над ними. Не спавший всю ночь Пиюся встал с отдохнувшим
               сердцем  и  усердно  помылся  и  почистился  ради  первого  дня  коммунизма.  Лампа  горела
               желтым загробным светом, Пиюся с  удовольствием уничтожения потушил  ее и вспомнил,
               что Чевенгур никто не сторожит — капиталисты могут явочно вселиться, и опять придется
               жечь круглую ночь лампу, чтобы полубуржуи знали, что коммунисты сидят вооруженные и
               без сна. Пиюся залез на крышу и присел к железу от яростного света кипящей против солнца
               росы;  тогда  Пиюся  посмотрел  и  на  солнце  —  глазами  гордости  и  сочувствующей
               собственности.
                     — Дави, чтоб из камней теперь росло, —  с глухим возбуждением прошептал Пиюся:
               для крика у него не хватило слов
                     — он не доверял своим знаниям. — Дави! — еще раз радостно сжал свои кулаки Пиюся
               — в помощь давлению солнечного света в глину, в камни и в Чевенгур.
                     Но и без Пиюси солнце упиралось в землю сухо и твердо — и земля первая, в слабости
               изнеможения,  потекла  соком  трав,  сыростью  суглинков  и  заволновалась  всею  волосистой
               расширенной  степью,  а  солнце  только  накалялось  и  каменело  от  напряженного  сухого
               терпения.
                     У Пиюси от едкости солнца зачесались десны под зубами: «Раньше оно так никогда не
               всходило, — сравнил в свою пользу Пиюся, — у меня сейчас смелость корябается в спине,
               как от духовой музыки».
                     Пиюся глянул в остальную даль — куда пойдет солнце: не помешает ли что-нибудь его
               ходу  —  и  сделал  шаг  назад  от  оскорбления:  вблизи  околицы  Чевенгура  стояли  табором
               вчерашние  полубуржуи;  у  них  горели  костры,  паслись  козы,  и  бабы  в  дождевых  лунках
               стирали  белье.  Сами  же  полубуржуи  и  сокращенные  чего-то  копались,  вероятно  —  рыли
               землянки,  а  трое  приказчиков  из  нижнего  белья  и  простынь  приспосабливали  палатку,
               работая голыми на свежем воздухе — лишь бы сделать жилье и имущество.
                     Пиюся  сразу  обратил  внимание  —  откуда  у  полубуржуев  столько  мануфактурного
   127   128   129   130   131   132   133   134   135   136   137