Page 135 - Чевенгур
P. 135

понять  дальше,  в  чем  состоит  вредность  женщины  для  первоначального  социализма,  раз
               женщина будет бедной и товарищем. Он только знал вообще, что всегда бывала в прошлой
               жизни любовь к женщине и размножение от нее, но это было чужое и природное дело, а не
               людское и коммунистическое; для людской чевенгурской жизни женщина приемлема в более
               сухом и человеческом виде, а не в полной красоте, которая не составляет части коммунизма,
               потому что красота женской природы была и при капитализме, как были при нем и горы, и
               звезды,  и  прочие  нечеловеческие  события.  Из  таких  предчувствий  Чепурный  готов  был
               приветствовать  в Чевенгуре всякую женщину, лицо которой омрачено грустью бедности и
               старостью  труда, —  тогда  эта  женщина  пригодна  лишь  для  товарищества  и  не  составляет
               разницы  внутри  угнетенной  массы,  а  стало  быть,  не  привлекает  разлагающей
               любознательности одиноких большевиков. Чепурный признавал пока что только классовую
               ласку, отнюдь не женскую; классовую же ласку Чепурный чувствовал как близкое увлечение
               пролетарским однородным  человеком, —  тогда  как  буржуя  и  женские  признаки  женщины
               создала  природа  помимо  сил  пролетария  и  большевика.  Отсюда  же  Чепурный,  скупо
               заботясь о целости и сохранности советского Чевенгура, считал полезным и тот косвенный
               факт, что город расположен в ровной скудной степи, небо над Чевенгуром тоже похоже на
               степь — и нигде не заметно красивых природных сил, отвлекающих людей от коммунизма и
               от уединенного интереса друг к другу.
                     Вечером того же дня, когда Прокофий и Пиюся отбыли за пролетариатом, Чепурный и
               Жеев обошли город  по околице,  поправили на  ходу  колья  в  плетнях,  поскольку  и  плетни
               теперь надо беречь, побеседовали в ночной глуши об уме Ленина — и тем ограничились на
               сегодняшний  день.  Укладываясь  спать,  Жеев  посоветовал  Чепурному  расставить  завтра
               какие-либо  символы  в  городе,  а  также  помыть  полы  в  домах  для  приближающегося
               пролетариата, чтоб было прилично.
                     Чепурный  согласился  мыть  полы  и  расставить  символы  на  высоких  деревьях  —  он
               даже  рад  был  этому  занятию,  потому  что  вместе  с  ночью  к  нему  подходило  душевное
               волнение. Наверное, уже весь мир, вся буржуазная стихия знала, что в Чевенгуре появился
               коммунизм, и теперь тем более окружающая опасность близка. В темноте степей и оврагов
               может послышаться топот белых армий либо медленный шорох босых бандитских отрядов
               —  и  тогда  не  видать  больше  Чепурному  ни  травы,  ни  пустых  домов  в  Чевенгуре,  ни
               товарищеского солнца над этим первоначальным городом, уже готовым с чистыми полами и
               посвежевшим воздухом встретить неизвестный, бесприютный пролетариат, который сейчас
               где-то бредет без уважения людей и без значения собственной жизни. Одно успокаивало и
               возбуждало Чепурного, есть далекое тайное место, где-то близ Москвы или на Валдайских
               горах, как определил по карте Прокофий, называемое Кремлем, там сидит Ленин при лампе,
               думает, не спит и пишет. Чего он сейчас там пишет? Ведь уже есть Чевенгур, и Ленину пора
               не писать, а влиться обратно в пролетариат и жить. Чепурный отстал от Жеева и прилег в
               уютной  траве  чевенгурской  непроезжей  улицы.  Он  знал,  что  Ленин  сейчас  думает  о
               Чевенгуре  и  о  чевенгурских  большевиках,  хотя  ему  неизвестны  фамилии  чевенгурских
               товарищей.  Ленин,  наверное,  пишет  Чепурному  письмо,  чтобы  он  не  спал,  сторожил
               коммунизм  в Чевенгуре  и  привлекал  к  себе  чувство  и  жизнь всего  низового  безымянного
               народа, — чтобы Чепурный ничего не боялся, потому что долгое время истории кончилось, и
               бедность  и  горе  размножились  настолько,  что,  кроме  них,  ничего  не  осталось, —  чтобы
               Чепурный  со  всеми  товарищами  ожидал  к  себе  в  коммунизм  его,  Ленина,  в  гости,  дабы
               обнять в Чевенгуре всех мучеников земли и положить конец движению несчастья в жизни. А
               затем Ленин шлет поклон и приказывает упрочиться коммунизму в Чевенгуре навеки.
                     Здесь Чепурный встал, покойный и отдохнувший, лишь слегка сожалея об отсутствии
               какого-нибудь буржуя или просто лишнего бойца, чтобы сейчас же послать его пешком к
               Ленину в его Кремль с депешей из Чевенгура.
                     — Вот где, наверное, уже старый коммунизм — в Кремле, — завидовал Чепурный. —
               Там  же  Ленин…  А  вдруг  меня  и  в  Кремле  Японцем зовут  —  это  же  буржуазия  меня  так
               прозвала, а теперь послать правильную фамилию не с кем…
   130   131   132   133   134   135   136   137   138   139   140