Page 48 - Чевенгур

Соня Мандрова приехала на подводе в деревню Волошино и стала жить в школе
учительницей. Ее звали так же принимать рождающихся детей, сидеть на посиделках, лечить
раны, и она делала это, как умела, не обижая никого. В ней все нуждались в этой небольшой
приовражной деревне, а Соня чувствовала себя важной и счастливой от утешения горя и
болезней населения. Но по ночам она оставалась и ждала письмо от Дванова. Она дала свой
адрес Захару Павловичу и всем знакомым, чтобы те не забыли написать Саше, где она живет.
Захар Павлович обещал так сделать и подарил ей фотографию Дванова:
— Все равно, — сказал он, — ты карточку назад ко мне принесешь, когда его супругой
станешь и будешь жить со мной.
— Принесу, — говорила ему Соня.
Она глядела на небо из окна школы и видела звезды над тишиной ночи. Там было такое
безмолвие, что в степи, казалось, находилась одна пустота и не хватало воздуха для дыхания;
поэтому падали звезды вниз. Соня думала о письме, — сумеют ли его безопасно провезти по
полям; письмо обратилось для нее в питающую идею жизни; что бы ни делала Соня, она
верила, что письмо где-то идет к ней, оно в скрытом виде хранит для нее одной
необходимость дальнейшего существования и веселой надежды, — и с тем большей
бережливостью и усердием Соня трудилась ради уменьшения несчастья деревенских людей.
Она знала, что в письме все это окупится.
Но письма тогда читали посторонние люди. Двановское письмо Шумилину прочитано
было еще в Петропавловке. Первым читал почтарь, затем все его знакомые, интересующиеся
чтением: учитель, дьякон, вдова лавочника, сын псаломщика и еще кое-кто. Библиотеки
тогда не работали, книг не продавали, а люди были несчастны и требовали душевного
утешения. Поэтому хата почтаря стала библиотекой. Особо интересные письма адресату
совсем не шли, а оставлялись для перечитывания и постоянного удовольствия.
Казенные пакеты почтарь сразу откладывал — все вперед знали их смысл. Больше
всего читатели поучались письмами, проходившими через Петропавловку транзитом:
неизвестные люди писали печально и интересно.
Прочитанные письма почтарь заклеивал патокой и отправлял дальше по маршруту.
Соня еще не знала этого, иначе бы она пошла пешком сквозь все деревенские почты.
Сквозь угловую печь она слышала храпящий сон сторожа, который служил в школе не за
жалованье, а ради вечности имущества. Он хотел бы, чтобы школу не посещали дети: они
корябают столы и мажут стены. Сторож предвидел, что без его забот учительница умрет, а
школа растащится мужиками для дворовых нужд. Соне было легче спать, когда она слышала
живущего недалеко человека, и она осторожно, обтирая ноги о постилку, ложилась в свою
белеющую холодом постель. Где-то, обращаясь пастью в тьму степи, брехали верные собаки.
Соня свернулась, чтобы чувствовать свое тело и греться им, и начала засыпать. Ее
темные волосы таинственно распустились по подушке, а рот открылся от внимания к
сновиденью. Она видела, как вырастали черные раны на ее теле, и, проснувшись, она быстро
и без памяти проверила тело рукой.
В дверь школы грубо стучала палка. Сторож уже стронулся со своего сонного места и
возился со щеколдой и задвижкой в сенях. Он ругал беспокойного человека снаружи:
— Чего ты кнутовищем-то содишь? Тут женщина отдыхает, а доска дюймовая! Ну,
чего тебе?
— А что здесь находится? — спросил снаружи спокойный голос.
— Здесь училище, — ответил сторож. — А ты думал, постоялый двор?
— Значит, здесь одна учительница живет?
— А где же ей по должности надо находиться? — удивлялся сторож. — И зачем она
тебе? Разве я тебя допущу до нее? Охальник какой!
— Покажи нам ее.
— Ежели они захочут — так поглядишь.
— Пусти, кто там? — крикнула Соня и выбежала из своей комнаты в сени.
Двое сошли с коней — Мрачинский и Дванов.