Page 49 - Чевенгур
P. 49
Соня отступилась от них. Перед ней стоял Саша, обросший, грязный и печальный.
Мрачинский глядел на Софью Александровну снисходительно: ее жалкое тело не
стоило его внимания и усилий.
— С вами еще есть кто-нибудь? — спросила Соня, не чувствуя пока своего счастья. —
Зовите, Саш, своих товарищей, у меня есть сахар, и вы будете чай пить.
Дванов кликнул с крыльца и вернулся. Пришел Никита и еще один человек — малого
роста, худой и с глазами без внимательности в них, хотя он уже на пороге увидел женщину и
сразу почувствовал влечение к ней — не ради обладания, а для защиты угнетенной женской
слабости. Звали его Степан Копенкин.
Копенкин всем поклонился, с напряженным достоинством опустив свою голову, и
предложил Соне конфетку-барбариску, которую он возил месяца два в кармане неизвестно
для кого.
— Никита, — сказал Копенкин редко говорящим, угрожающим голосом. — Свари
кипятку на кухне, проведи эту операцию с Петрушей. Пошукай у себя меду
— ты всякую дрянь грабишь: судить я тебя буду в тылу, гаду такую!
— Откуда вы знаете, что сторожа зовут Петром? — с робостью и удивлением спросила
Соня.
Копенкин привстал от искреннего уважения:
— Я его, товарищ, лично арестовал в имении Бушинского за сопротивление ревнароду
при уничтожении отъявленного имущества!
Дванов обратился к испуганной этими людьми Соне:
— Ты знаешь, это кто? Он командир полевых большевиков, он меня спас от убийства
вон тем человеком! — Дванов показал на Мрачинского. — Тот человек говорит об анархии,
а сам боялся продолжения моей жизни.
Дванов смеялся, он не огорчался на прошлое.
— Такую сволочь я терплю до первого сражения, — заявил Копенкин про
Мрачинского. — Понимаете, Сашу Дванова я застал голым, раненым на одном хуторе, где
этот сыч с отрядом кур воровал! Оказывается, они ищут безвластия! Чего? — спрашиваю
я. — Анархии, говорят. Ах, чума вас возьми: все будут без власти, а они с винтовками!
Сплошь — чушь! У меня было пять человек, а у них тридцать: и то я их взял. Они же
подворные воры, а не воины! Оставил в плену его и Никитку, а остальных распустил под
честное слово о трудолюбии. Вот погляжу, как он кинется на бандитов, — так ли, как на
Сашу, иль потише. Тогда я его сложу и вычту.
Мрачинский чистил щепочкой ногти. Он хранил скромность несправедливо
побежденного.
— А где же остальные члены войска товарища Копенкина? — спросила Соня у
Дванова.
— Их Копенкин отпустил к женам на двое суток, он считает, что военные поражения
происходят от потери солдатами жен. Он хочет завести семейные армии.
Никита принес мед в пивной бутылке, а сторож — самовар. Мед пах керосином, но
все-таки его съели начисто.
— Механик, сукин сын! — осердился Копенкин на Никиту. — Мед в бутылку ворует:
ты больше его мимо пролил. Не мог корчажку найти!
И вдруг Копенкин воодушевленно переменился. Он поднял чашку с чаем и сказал всем:
— Товарищи! Давайте выпьем напоследок, чтобы набраться силы для защиты всех
младенцев на земле и в память прекрасной девушки Розы Люксембург! Я клянусь, что моя
рука положит на ее могилу всех ее убийц и мучителей!
— Отлично! — сказал Мрачинский.
— Всех угробим! — поддакнул Никита и перелил стакан в блюдце. — Женщин ранить
до смерти недопустимо.
Соня сидела в испуге.
Чай был выпит. Копенкин перевернул чашку вверх дном и стукнул по ней пальцем.