Page 72 - Чевенгур
P. 72
дети в ночном лесу: их страх делится пополам со сбывающимся любопытством.
Дванов крикнул:
— Товарищ Пашинцев!.. Кто тут есть?
Никого, и трава без ветра молчит, а день уже меркнет.
— Товарищ Пашинцев!
— Э! — отдаленно и огромно раздалось из сырых звучных недр земли.
— Выйди сюда, односельчанин! — громко приказал Копенкин.
— Э! — мрачно и гулко отозвалось из утробы подвала. Но в этом звуке не слышалось
ни страха, ни желания выйти. Отвечавший, вероятно, откликался лежа.
Копенкин и Дванов подождали, а потом рассердились.
— Да выходи, тебе говорят! — зашумел Копенкин.
— Не хочу, — медленно отвечал неизвестный человек. — Ступай в центральный дом
— там хлеб и самогон на кухне.
Копенкин слез с коня и погремел саблей о дверь.
— Выходи — гранату метну!
Тот человек помолчал — может быть, с интересом ожидая гранаты и того, что потом
получится. Но затем ответил:
— Бросай, шкода. У меня тут их целый склад: сам от детонации обратно в мать
полезешь!
И опять замолк. У Копенкина не было гранаты.
— Да бросай же, гада! — с покоем в голосе попросил неведомый из своей глубины. —
Дай мне свою артиллерию проверить: должно, мои бомбы заржавели и отмокли — ни за что
не взорвутся, дьяволы!
— Во-о! — странно промолвил Копенкин. — Ну, тогда выйди и прими пакет от
товарища Троцкого.
Человек помолчал и подумал.
— Да какой он мне товарищ, раз надо всеми командует! Мне коменданты революции
не товарищи. Ты лучше брось бомбу — дай поинтересоваться!
Копенкин выбил ногою вросший в почву кирпич и с маху бросил его в дверь. Дверь
взвыла железом и снова осталась в покое.
— Не разорвалась, идол, в ней вещество окоченело! — определил Копенкин порок.
— И мои молчат! — серьезно ответил неизвестный человек.
— Да ты шайбу-то спустил? Дай я марку выйду погляжу.
Зазвучало мерное колыхание металла — кто-то шел, действительно, железной
поступью. Копенкин ожидал его с вложенной саблей — любопытство в нем одолело
осторожность. Дванов не слез со своего рысака.
Неведомый гремел уже близко, но не ускорял постепенного шага, очевидно, одолевая
тяжесть своих сил.
Дверь открылась сразу — она не была замкнута.
Копенкин затих от зрелища и отступил на два шага — он ожидал ужаса или
мгновенной разгадки, но человек уже объявился, а свою загадочность сохранил.
Из разверзшейся двери выступил небольшой человек, весь запакованный в латы и
панцирь, в шлеме и с тяжким мечом, обутый в мощные металлические сапоги — с
голенищами, сочлененными каждое из трех бронзовых труб, давившими траву до смерти.
Лицо человека — особенно лоб и подбородок — было защищено отворотами каски, а
сверх всего имелась опущенная решетка. Все вместе защищало воина от любых ударов
противника.
Но сам человек был мал ростом и не особо страшен.
— Где твоя граната? — хрипло и тонко спросил представший,
— голос его гулко гремел только издали, отражаясь на металлических вещах и пустоте
его жилища, а в натуре оказался жалким звуком.
— Ах ты, гадина! — без злобы, но и без уважения воскликнул Копенкин, пристально