Page 114 - Доктор Живаго

действия еще продолжались, через некоторые районы нельзя было пройти, и доктор все не
мог пока попасть к себе в больницу, по которой успел соскучиться и где в ящике стола в
ординаторской лежали его «Игра» и ученые записи.
Лишь внутри отдельных околотков люди выходили по утрам на небольшое расстояние
от дома за хлебом, останавливали встречных, несших молоко в бутылках, и толпой
расспрашивали, где они его достали.
Иногда возобновлялась перестрелка по всему городу, снова разгоняя публику. Все
догадывались, что между сторонами идут какие-то переговоры, успешный или неуспешный
ход которых отражается на усилении или ослаблении шрапнельной стрельбы.
Как-то в конце старого октября, часов в десять вечера Юрий Андреевич быстро шел по
улице, направляясь без особой надобности к одному близко жившему сослуживцу. Места
эти, обычно бойкие, были малолюдны. Встречных почти не попадалось.
Юрий Андреевич шел быстро. Порошил первый реденький снежок с сильным и все
усиливающимся ветром, который на глазах у Юрия Андреевича превращался в снежную
бурю.
Юрий Андреевич загибал из одного переулка в другой и уже утерял счет сделанным
поворотам, как вдруг снег повалил густо-густо и стала разыгрываться метель, та метель,
которая в открытом поле с визгом стелется по земле, а в городе мечется в тесном тупике, как
заблудившаяся.
Что-то сходное творилось в нравственном мире и в физическом, вблизи и вдали, на
земле и в воздухе. Где-то, островками, раздавались последние залпы сломленного
сопротивления. Где-то на горизонте пузырями вскакивали и лопались слабые зарева залитых
пожаров. И такие же кольца и воронки гнала и завивала метель, дымясь под ногами у Юрия
Андреевича на мокрых мостовых и панелях.
На одном из перекрестков с криком «Последние известия!» его обогнал пробегавший
мимо мальчишка газетчик с большой кипой свежеотпечатанных оттисков под мышкой.
— Не надо сдачи, — сказал доктор. Мальчик еле отделил прилипший к кипе сырой
листок, сунул его доктору в руки и канул в метель так же мгновенно, как из нее вынырнул.
Доктор подошел к горевшему в двух шагах от него уличному фонарю, чтобы тут же, не
откладывая, пробежать главное.
Экстренный выпуск, покрытый печатью только с одной стороны, содержал
правительственное сообщение из Петербурга об образовании Совета Народных Комиссаров,
установлении в России советской власти и введении в ней диктатуры пролетариата.
Далее следовали первые декреты новой власти и публиковались разные сведения,
переданные по телеграфу и телефону.
Метель хлестала в глаза доктору и покрывала печатные строчки газеты серой и
шуршащей снежной крупою. Но не это мешало его чтению. Величие и вековечность минуты
потрясли его и не давали опомниться.
Чтобы все же дочитать сообщения, он стал смотреть по сторонам в поисках
какого-нибудь освещенного места, защищенного от снега. Оказалось, что он опять очутился
на своем заколдованном перекрестке и стоит на углу Серебряного и Молчановки, у подъезда
высокого пятиэтажного дома со стеклянным входом и просторным, освещенным
электричеством, парадным.
Доктор вошел в него и в глубине сеней под электрической лампочкой углубился в
телеграммы.
Наверху над его головой послышались шаги. Кто-то спускался по лестнице, часто
останавливаясь, словно в какой-то нерешительности. Действительно, спускавшийся вдруг
раздумал, повернул назад и взбежал наверх. Где-то отворили дверь, и волною разлились два
голоса, обесформленные гулкостью до того, что нельзя было сказать, какие они, мужские
или женские. После этого хлопнула дверь, и ранее спускавшийся стал сбегать вниз гораздо
решительнее.
Глаза Юрия Андреевича, с головой ушедшего в чтение, были опущены в газету. Он не