Page 169 - Доктор Живаго

Вот уже второй раз вторгается он в мою жизнь добрым гением, избавителем,
разрешающим все затруднения. Может быть, состав каждой биографии наряду со
встречающимися в ней действующими лицами требует еще и участия тайной неведомой
силы, лица почти символического, являющегося на помощь без зова, и роль этой
благодетельной и скрытой пружины играет в моей жизни мой брат Евграф?»
На этом кончались записи Юрия Андреевича. Больше он их не продолжал.

10

Юрий Андреевич просматривал в зале Юрятинской городской читальни заказанные
книги. Многооконный читальный зал на сто человек был уставлен несколькими рядами
длинных столов, узенькими концами к окнам. С наступлением темноты читальня
закрывалась. В весеннее время город по вечерам не освещался.
Но Юрий Андреевич и так никогда не досиживал до сумерек и не задерживался в
городе позже обеденного времени. Он оставлял лошадь, которую ему давали Микулицыны,
на постоялом дворе у Самдевятова, читал все утро, и с середины дня возвращался верхом
домой в Варыкино.
До этих наездов в библиотеку Юрий Андреевич редко бывал в Юрятине. У него не
было никаких особенных дел в городе. Доктор плохо знал его. И когда на его глазах зал
постепенно наполнялся юрятинскими жителями, садившимися то поодаль от него, то совсем
по соседству, у Юрия Андреевича являлось чувство, будто он знакомится с городом, стоя на
одном из его людных скрещений, и будто в зал стекаются не читающие юрятинцы, а
стягиваются дома и улицы, на которых они проживают.
Однако и действительный Юрятин, настоящий и невымышленный, виднелся в окнах
зала. У среднего, самого большого окна стоял бак с кипяченою водой. Читающие в виде
отдыха выходили покурить на лестницу, окружали бак, пили воду, сливая остатки в
полоскательницу, и толпились у окна, любуясь видами города.
Читающих было два рода, старожилы из местной интеллигенции, — их было
большинство, — и люди из простого народа.
У первых, среди которых преобладали женщины, бедно одетые, переставшие следить
за собой и опустившиеся, были нездоровые, вытянувшиеся лица, обрюзгшие по разным
причинам, — от голода, от разлития желчи, от отеков водянки. Это были завсегдатаи
читальни, лично-знакомые с библиотечными служащими и чувствовавшие себя здесь, как
дома.
Люди из народа с красивыми здоровыми лицами, одетые опрятно, по праздничному,
входили в зал смущенно и робко, как в церковь, и появлялись шумнее, чем было принято, не
от незнания порядков, а вследствие желания войти совершенно бесшумно и неумения
соразмерить свои здоровые шаги и голоса.
Напротив окон в стене было углубление. В этой нише на возвышении, отделенные
высокою стойкой от остального зала, занимались своим делом служащие читальни, старший
библиотекарь и две его помощницы. Одна из них, сердитая, в шерстяном платке, без конца
снимала и напяливала на нос пенсне, руководствуясь, по-видимому, не надобностями зрения,
а переменчивостью своих душевных состояний. Другая, в черной шелковой кофте, вероятно,
страдала грудью, потому что почти не отнимала носового платка от рта и носа, говорила и
дышала в платок.
У библиотечных служащих были такие же опухшие, книзу удлиненные, оплывшие
лица, как у половины читающих, та же дряблая, обвислая кожа, землистая с празеленью,
цвета соленого огурца и серой плесени, и все они втроем делали попеременно одно и то же,
шопотом разъясняли новичкам правила пользования книгами, разбирали билетики с
требованиями, выдавали и принимали обратно возвращаемые книги и в промежутках
трудились над составлением каких-то годовых отчетов.
И странно, по непонятному сцеплению идей, перед лицом действительного города за